Читаем Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I полностью

Больше никогда я не видел таких крупных уловов на этой протоке. Видимо, и рыбы стало меньше, да и мужское население как-то незаметно поубавилось. Рыбу здесь ловили и все годы войны. Правда, уже на противоположном берегу протоки, поближе к Большому Вилюю. Но уже небольшими закидными неводами, на которых работали практически одни женщины. Там же был сооружён небольшой засольный цех, где работала в войну и моя мама. Рыбы заготавливали здесь совсем мало, большую часть её, в свежем и солёном виде, забирали матросы 77-й береговой батареи, меньшая часть шла на нужды населения рыбацкого посёлка. А нужды эти, особенно в годы войны, были немаленькие. В селе находились и детский сад-ясли, и начальная школа-четырёхлетка, и клуб с библиотекой, и почта, и медпункт, и магазин смешанных товаров, и животноводческая ферма, и на всех этих объектах, по сути социальной сферы, работали люди, как правило, с мизерной зарплатой. Было много и пожилых людей, которые в основном перебивались небольшими доходами от внутриколхозных работ, то бишь на заготовке дров, на сенокосе или на каком-либо мелком и случайном ремонте-строительстве. По правде сказать, среди жителей села было всего три-четыре десятка человек, которые имели относительно приличный и стабильный заработок: это были рыбаки морского промысла, в составе бригад ставных неводов и экипажей тресколовных мотоботов-кавасаки. Так, например, мой отец, работавший бригадиром ставного невода на острове Старичок, в конце промыслового сезона обычно отоваривал заработанные продуктовые «рулоны», этакие своеобразные карточки-талоны, скатанные в рулончики и бывшие здесь в ту пору в ходу, трансформируя их в такое количество мешков и других упаковок с мукой, крупой, сахаром, жирами и прочими необходимыми продуктами питания, которые могли бы вместиться не в каждый приличный теперешний автомобиль-грузовик. А к весне от всего этого изобилия практически ничего уже не оставалось, и мама пекла вместо обычного хлеба нечто похожее на какие-то студенистые лепёшки-пироги из сырой картошки, прокрученной через мясорубку, и смешанной с остатками гречневой крупы, предварительно тщательно перетолчённой. И это мне особенно запомнилось из моего военного детства. Конечно, нам бы всего заработанного отцом с лихвой хватило, однако не все в нашем селе в те годы могли иметь подобные запасы продовольствия, и мама с отцом всю зиму щедро делились с соседями, которым зимой приходилось порой очень уж туго. Поэтому в большей степени жителей села той поры выручала всё-таки рыба, которую тогда никто ещё не запрещал здесь ловить для личного потребления.

Много рыбы шло и на корм ездовым собакам – другого зимнего транспорта тогда в селе ещё не было. Их держали по нескольку штук почти в каждом дворе, а потом по необходимости сводили в складчину с соседями в полноценные упряжки и возили не только дрова из лесу или заготовленное сено с лугов, но даже ездили по каким-либо делам в город Петропавловск. И такие дальние поездки в зимнее время для жителей села были делом вполне обычным, даже городские чиновники практически любых рангов использовали этот самый надёжный вид транспорта в те времена на Камчатке. На собачьих упряжках регулярно доставлялась в село почта и газеты, а также несколько раз за зиму приезжала кинопередвижка. Поэтому и основной корм для собак, так называемую кислую рыбу, заготавливали обычно сообща и с самой весны: копали в глинистой почве большие ямы и в них укладывали, чуть ли не до верха, только что выловленную рыбу, какая только попадала в невод, потом сверху всё это хорошо укрывали свежескошенной травой и засыпали только что выкопанной землёй, надёжно её утрамбовывая. Зимой, когда ямы открывали, вся рыба была уже превращена в одну сизо-зелённую кашеобразную массу с резким мерзко-кислым запахом. Но собаки поедали этот корм с огромным удовольствием. Точно так же, кстати, готовили в колхозе и силос для коров из сочного шеломайника (в селе это высокорослое лопуховидное растение называли саломатником)…

3

Ещё раз оговорюсь: я не помню, как началась эта война, хотя мне в ту пору было уже пять с половиной лет – уж очень далеко от нашего села эта беда случилась. Как-то, уже будучи взрослым, я спросил отца: помнит ли он о начале войны, чем он занимался в тот день, и что говорили люди об этом. После некоторых раздумий он ответил:

Перейти на страницу:

Все книги серии Письма из XX века

Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I
Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I

В повести-эссе «О времени. О жизни. О судьбе» журналист Виктор Холенко, рассказывая, казалось бы, частную историю своей жизни и жизни своей семьи, удивительным образом вплетает судьбы отдельных людей в водоворот исторических событий целых эпох -времён Российской империи, Советского Союза и современной России.Первый том охватывает первую половину XX века жизни героев повести-эссе – в центральной России, в Сибири, на Дальнем Востоке. Сабельная атака времен Гражданской войны глазами чудом выжившего 16-летнего участника-красноармейца, рассказы раненых бойцов морского десанта, выбивших японцев из Курильских островов, забытые и даже специально уничтоженные страницы послевоенной жизни в дальневосточной глубинке, десятки известных и неизвестных прежде имён – живые истории людей в конкретную историческую эпоху.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Виктор Холенко

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии