Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том I

Итак, весна-лето памятного 1945 года… Не знаю, как в других регионах нашей огромной в ту пору страны, но всеобщая майская победная эйфория, по крайней мере в нашем маленьком селе, как-то быстро затушевалась обыденными житейскими и трудовыми делами и проблемами. И вроде бы даже отошла незаметно в тенёчек. Поначалу, конечно же, было очень и совсем по-праздничному радостно и весело. Неожиданно откуда-то появились новые люди, преимущественно молодые, правда, большинство из них это были матросы с береговой батареи. Во время войны флотские ребята появлялись в селе только время от времени и не более двух-трёх человек одновременно – это когда они проходили по нашим улочкам в сторону юго-западного распадка, в вершине которого на скале, нависшей над океаном, был радиометрический пост батареи. А тут сразу большими группами, по десять-пятнадцать человек. Ещё в конце зимы они протянули по столбам в село радиолинию, над крылечком колхозной конторы повесили репродуктор, и всё село впервые за всю свою историю смогло услышать голос далёкой Москвы. А после Победы они стали появляться чуть ли не каждый день на нашей спортивной площадке возле сельского клуба. Днём они занимались в основном с нами, пацанами, виртуозно крутились на турнике на зависть нам, а вечером обычно устраивали тут же танцы под гармошку или принесённый кем-то из дома патефон и кружили головы местным девчонкам и безмужним молодым женщинам. Ну а освободившийся турник теперь безраздельно захватывали сельские мальчишки, и совсем скоро почти каждый из нас, можно сказать, совсем не уступал уже во всех мыслимых упражнениях на перекладине и довольно лихих соскоках с неё нашим кумирам, которыми мы невольно считали удивительно ловких и сильных батарейцев.

Начало мирной жизни совсем неожиданно принесло негаданную радость и мне лично. Мой отец, как правило, уезжавший с бригадой в начале апреля в Сероглазку для окончательной подготовки всех деталей ставного невода к постановке его на океанской стороне острова Старичок, привёз мне из города в начале июня сказочный подарок – батарейный приёмник с неимоверно радостным названием «Родина», выведенным красными курсивными буквами на искристо-шёлковой матерчатой обивке лицевой стороны. Представлял он из себя довольно громоздкий фанерный ящик, напичканный стеклянными радиолампами и разными непонятными другими радиодеталями, переплетёнными разноцветными проводами. По своей длине этот говорящий ящик занимал чуть ли не половину нашего обеденного стола, а рядом с ним отец выложил на столешницу увесистые кирпичи батарей сухих элементов, обёрнутых промасленной бумагой и залитых сверху чёрной смолой, из которой торчали выводы электроконтактов. По этому приёмнику я начал слушать передачи Петропавловской радиостанции, которые начинались в семь часов вечера и открывались, как помнится, коротким фрагментом из оперы Глинки «Иван Сусанин», который вроде бы принято называть коротким словом «Славься!» Но тогда, конечно же, я ещё и думать не думал, что эта чудная бравурная мелодия принадлежит творчеству такого знаменитого русского композитора. Второй раз, кстати, я услышал эту музыкальную заставку при открытии передач только в 90-е годы XX века, но уже у другой радиостанции: радио Москвы некоторое время тогда использовало эту музыку как вариант Гимна новой Российской Федерации.

Этот первый в моей жизни радиоприёмник прослужил совсем недолго: как только батареи сели окончательно, так и прекратилась его жизнедеятельность, поскольку новые в нашем захолустье достать было практически невозможно, кроме как не на городском рынке, да и там проблематично. Но в мою последующую жизнь этот фанерный чудо-ящик, как оказалось потом, внёс существенные коррективы: с той самой поры, сколько я помню, я делал школьные уроки только при включённом радио: музыка мне совершенно не мешала, просто создавала какой-то особый творческий фон. И, повзрослев, я так и не изменил этой давней привычке: даже став журналистом, я зачастую работал только в таком вот мягком, негромком музыкальном сопровождении…