Но и худа без добра, как нередко бывает, не случается: нас, палаточников, тоже расселили по комнатам нового, только что отстроенного общежития. Мне повезло: комнатка была на троих, и никого из прошлой «палаточной братии» в ней не оказалось, кроме меня. Моими сожителями на зиму стали двое уже пожилых и серьёзных степенных мужчин. Один из них – механик с траулера – остался на берегу до весны, и я его помню только по отчеству – Максимыч. И этот старый рыбак-мореман научил меня правильно чистить и жарить навагу и камбалу. А второй, немного помоложе, был из пермяцких краёв, с фамилией, окончанием на сибирское «-ых» – типа Седых, Белых. Но его я тоже помню по отчеству – Петрович. И оба, на редкость трезвые люди, всё время по-отечески, но не навязчиво, опекали меня, неразумного. К тому же Петрович, по профессии бондарь, уговорил меня пойти к нему учеником. И я почти до самой весны проработал под его приглядом в бондарном цехе, в котором работали и все молодые бондари из приморского города Имана, приехавшие вместе со мной сюда на пароходе «Азия» минувшей весной. Со всеми этими ребятами я сразу сдружился, и они мне тоже стали помогать, где советом, а где и наглядным примером, хорошо освоить эту новую для меня профессию. И даже сейчас, на девятом десятке, будь у меня необходимый инструмент, я, пожалуй, бы наверняка сладил добротную звонкую бочку.
Правда, ещё до перехода в бондарный цех, в самом начале зимы, я немного поработал и на заготовке дров для нужд посёлка – меня снова взял в свою бригаду Чердынцев, когда грузчики остались до весны без работы. На конной тяге мы выезжали по тундре в самый конец дальнего озера и там на склонах сопки пилили из берёз дрова. От этой работы у меня до сих пор остался на правом колене белый шрам от полотна двуручной пилы – сорвалась по снегу поджатая нога, и чиркнула острыми стальными зубьями по колену пила, даже тёплые брюки вмиг прорезались, будто масло под горячим ножом. Но, слава Богу, всё зажило быстро – рана оказалась неглубокой. Кстати, сразу же по возвращении из леса мой напарник с другой стороны пилы, помню только, что фамилия у него была украинская, затащил меня к себе домой, и там его жена какой-то мазью густо смазала мне порез, а потом и забинтовала рану. Меня там ещё и вкусным борщом накормили, да не каким-то привычным, а с солёным кижучем. До сих пор мечтаю сварить для своих ребят такой же борщ, да никак не отважусь, боюсь, что не поймут они, современные да городские, такого необычного изыска.
А ещё в тот памятный для меня вечер заработал я нечаянно необычный комплимент. У хозяев, где меня так оперативно лечили и кормили довольно оригинальным борщом, был маленький пацанёнок лет трёх отроду. И так я с ним разыгрался, пока хозяйка собирала ужин, что хозяин мне сказал с улыбкой: «Жениться тебе пора, брат, вон как ты детей любишь!» Чем загнал меня в густую краску. А случилось это всё в одну из суббот, которая так запала мне в память. А в понедельник утром я уже снова отправился в лес пилить дрова…