Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Но на следующий день я всё же пошёл в бездействующий засолочный цех, чтобы хоть глянуть, в каком состоянии там электрооборудование. Однако на новой должности я проработал ровно полдня. Утром механик местной и совсем небольшой дизельной электростанции познакомил меня с «фронтом» работ. Это оказался пустой засолочный цех, а всё его электрооборудование состояло из проржавевших мокрых электронасосов, покрытых застарелой коркой пыли пускателей к ним и обвисшей электропроводки под крышей навеса над пустыми засолочными чанами. Всё это работало последний раз, и то, помню, кое-как ровно год тому назад, когда я ещё был ловцом на ставном неводе, и здесь засаливали кое-какую выловленную нами рыбу. И этот никому уже ненужный хлам я должен попытаться привести в рабочее состояние? Нет ничего несуразнее, чем делать никому ненужную работу. А через несколько дней всего, кажется, отходит во Владивосток пассажирский пароход «Азия». И, если я на него опоздаю, то придётся ждать «Советский Союз»…

И сразу после обеда я уже молча положил на стол Пантелея заявление с просьбой об увольнении. Он молча прочитал его и, не сказав даже одного слова, тут же подписал.

В трудовой книжке в память о неуютной Камчатке осталась такая загадочная запись: «24 августа 1958 г.: Уволен из УАМР (Управление активного морского рыболовства) по Указу от 14 июля 1951 года. Заместитель начальника кадров УАМР А. Александров». Меня потом ещё не раз спрашивали в других отделах кадров при приёме на работу, что же означает этот Указ? Я только пожимал плечами, потому что и сам до сих пор не знаю. Могу только догадываться: может, за отказ от работы по договору во время путины? Так оно, по сути, и было…

К отходу «Азии» я всё-таки успел, покончив со всеми делами и получив незамедлительно расчет. Попрощался с друзьями по Лагерной, а к посадке на пароход меня проводили в город Толя Крысанов с женой Зиной, Слава Плитченко и Коля Кетов. До города мы доехали на попутном буксирном катере. Володи Глушко в городе не оказалось: в общежитии сказали, что он оказывает шефскую помощь в загородном совхозе. Успел ещё забежать в гастроном и купил там две фунтовые банки кетовой икры – в подарок родителям. Обнялись и поцеловались у пароходного трапа с ребятами, пожелали друг другу всех благ.

И – гуд бай, родная страна Вулкания! Навсегда…

Больше ни с кем из этих ребят я не только не встретился ни разу, но даже не обменялся хотя бы парой писем: они навсегда для меня остались в той прошлой жизни. И до сих пор я ничего не знаю об их дальнейшей судьбе…

Письмо девятое Костры под звёздами

1.

Очередной день рождения я отмечал уже дома. Однако дом-то этот был уже совсем другой. Свой, так и не достроенный до конца, родители продали, а поселились в другом, временно пустующем, тут же недалеко от бывшего своего, на выходе из нашего распадка. Дело в том, что отец выработал свою льготную пенсию – с учётом северного и горняцкого стажей. Пенсия получилась очень хорошей по тем временам – 1200 рублей в месяц, и родители решили снова переехать в Лесозаводск, где и климат получше, да и жить полегче. Правда, переезжать они собирались только по весне, но нашёлся хороший покупатель нашего дома, и, чтобы не потерять его, решили продать сразу, а зиму перебиться в этом, пустующем. Да, народ из этого горняцкого высокогорного уголка на Сихотэ-Алине уже начинал разъезжаться по более удобным местам.

Уже не было здесь многих прежде знакомых людей, почти никого не осталось из одноклассников, уехал во Владивосток Вася Суховольский и, не помню куда, Иван Устинов – мои давние друзья. На работу устроиться здесь стало ещё труднее, чем было раньше. Но и уезжать куда-то в неизвестность в суровую в здешних краях зиму тоже не хотелось. Остался до весны. Так что гулять по гостям особо было некуда, да и не хотелось. Ходил на охоту как и в прошлые годы, но уже другой дорогой, более длинной и в обход нашего распадка, только чтобы не проходить мимо нашего бывшего дома. Почему-то тоже не хотелось на него даже смотреть. Он стал совсем для меня чужим, как будто бы он, в который и я вложил немалую часть своего мальчишеского труда, изменил мне. Ходил в основном в кино, читал «Роман-газету», которую родители по-прежнему выписывали, – почта приносила каждый месяц два номера с новыми повестями и романами, в основном хороших советских писателей. Пытался и сам писать – делал наброски, небольшие миниатюры. Так родилась одна из них – «Два солнца», которую потом с двумя другими напечатал «Тихоокеанский комсомолец». Но до этого памятного события надо было ещё дожить.