Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Особенно запомнился мне наш последний совместный с Лидой осенний уже маршрут. Мы шли по просторной долине на некотором удалении от берегов сравнительно немаленькой реки. По пути попадались заселённые деревушки, но в них мы старались не заходить, чтобы без надобности не привлекать к себе досужее внимание местных жителей. Но в предпоследний уже день маршрута Лида решила переночевать у кого-нибудь в селе. Хозяева одного из просторных сельских домиков приняли нас с гостеприимным радушием, накормили сытно и вкусно домашней едой, напоили приятным тонизирующим напитком из ягод клоповницы тогда я его впервые попробовал, и выделили для ночлега отдельную комнатку. Хозяйка, устраивающая нас на ночлег, спросила из вежливости:

– Вам как стелить – вместе на кровати?

Это она у меня спросила. А я по простоте душевной ляпнул:

– Да какая разница? Можно и вместе…

Ох, как обожгла меня гневным взглядом Лида! Никогда я её такой не видел ещё. И тут же решил исправить свою ошибку, сказал:

– Да я уж лучше на полу пересплю – жарко у вас тут…

В общем, эту ночь мы спали не в тесной палатке, а в вполне приличной комнате: я на мягком матрасе на полу, Лида на кровати с пышной периной. И без обид-недоразумений, как всегда…

6.

После этого маршрута наш тандем с Лидой распался: она, видимо, уже выполнила свою программу, и всё остальное время до окончания полевого сезона работала только на базе. А меня припахал Миша Маевский в свою команду геофизиков, и мы провели целую серию электромагнитного зондирования глубинных пород сахалинской земли в нескольких долинных местах: Миша убеждал, что таким способом можно определить, какие металлы-минералы находятся глубоко под нашими ногами. Ну а потом меня забрал в свой отряд Валентин Павлович: с ним я прошёл два последних маршрута.

Первый из них запомнился тем, что нам пришлось идти на целых два дня дольше, чем планировали раньше. И у нас кончились продукты – хлеб, рис, тушёнка, и остались только соль, сахар и чай. Третьим с нами шёл Миша Маевский, и мы с ним на речном перекате с помощью ног и своих геологических молотков удачно выловили одну крупную горбушу, обеспечив себе тем самым ужин и даже завтрак. А на следующий день нас выручили местные охотники – не такая уж она безлюдная оказалась сахалинская тайга. В глухих предгорных дебрях к концу этого второго полуголодного дня мы неожиданно вышли на вросшую в землю избушку, а около её двери сидели на чурбачках два немолодых уже корейца: они в руках держали свои слабо дымящие трубки с длинными чубуками и молча смотрели на нас с удивлением и некоторой тревогой. Мы представились, и они сразу приветливо заулыбались. А когда узнали, что у нас кончились продукты, то тут же без слов презентовали нас из своих запасов мешочком хорошо промытого и высушенного риса и свежим окороком кабарги – это такой маленький дальневосточный горный олень. Я тут же сварил рис, хорошо сдобрив его мелко нарезанным кабарожьим мясом, и мы пригласили охотников отужинать с нами. Они сначала отнекивались, но потом всё же согласились, видно, просто из вежливости попробовать моё варево. Попробовали, переглянулись, заулыбались, и старший из них что-то сказал на своём языке, второй перевёл с несколько сконфуженной улыбкой:

– Он говорит: вы испортили рис. Его не надо варить с мясом и солью. – Потом добавил уже от себя, вежливо закивав головой: – А мне нравится. Хорошо…

Но ложку отложил тоже и поблагодарил за угощение. Ну а мы уплетали варево с великим удовольствием, недоумевая, почему же всё же не понравилось оно корейцам.

После ужина охотники-корейцы пригласили нас переночевать в их фанзе, как они назвали свою избушку. Валентин и Миша согласились, а я отказался: не понравились почему-то мне эти два корейца. Насторожило их настойчивое приглашение, подумалось даже, а не придушат ли они нас ночью всех или прирежут, чего доброго. Ребята тоже меня уговаривали, но я отказался наотрез и разбил у костра нашу палатку, плотно застегнул полог и залез в спальный мешок, положив рядом свой походный топорик. Спал я довольно чутко, слышал чуть ли не каждый шорох в тайге. А, встав чуть свет, сразу расшевелил угасающие угли в костре, подёрнутые пушистым пеплом, и снова заварил рисовую кашу с мясом кабарги. И, закончив свои поварские хлопоты, поднял от костра голову: у двери фанзы снова молча сидели два корейца и дымили своими длинными трубками. Скоро из избушки, вросшей в землю, выбрались и ребята, бодрые и невредимые. За завтраком они уведомили меня, добродушно подшучивая, что корейцы из-за моего каприза всю ночь не спали. Оказывается, у них тут понаставлены кругом самострелы на дичь, и они опасались, что я могу ночью куда-нибудь отойти в сторону и, следовательно, попасть под выстрел настороженного самострела. Но я, вроде бы спавший довольно чутко, так ни разу и не услышал, как корейцы выходили ночью из фанзы, и увидел их только тогда, когда уже закончил приготовление завтрака. Чудны дела твои, о Боже!..