– А это у вашего завгара спросите. Он сказал, что машин свободных нет и новых не будет. На трактор же Сашка не захотел – на службе шоферил. А там ему сразу «зилок» дали и в общежитие определили…
– А как насчёт свадьбы?
– Так это ещё вилами писано, – пожал плечами Сашкин отец.
– Эх, Сергей Иванович, не ожидал от тебя. Думал, поможешь сына в селе удержать…
– И рад бы, да… Гордость свою тоже имеем – не падать же в ноги вашему завгару. Думаете, не видим его лисьих ходов?
Василия Денисовича будто кипятком ошпарило – ведь Ишков завгару каким-то родственником доводится! Вот хитрован, свой личный интерес блюдёт, а о совхозе пусть другие думают. Давно за ним такое подозревал, но не думал, что столь серьёзно заражён человек такой зловредной болезнью – приспосабливать всё вокруг только к собственной выгоде. Понял и немудрёный ход его мыслей: мол, машина Ишкова на списании, а коль шоферов свободных нет, так ему, волей-неволей, новую машину отдадут. Дудки, дорогой…
Всё это молнией пронеслось в голове Василия Денисовича, но тут же взнуздал он взвившийся было праведный гнев, сказал лишь коротко:
– Разберёмся…
А через час уже катил на своём «уазике» в райцентр…
Стылые декабрьские сумерки щедро подсинили заснеженные крыши, огороды, улицы, оплетённые густой бахромой инея деревья. Ароматные струйки дыма из печных труб уходили прямо в холодную темнеющую высь, лишь слегка подсвечиваемую разгорающимися, пока ещё редкими, звёздами да тоненькой льдинкой народившегося месяца. Подумалось о приближающемся Новом годе и почему-то о гоголевском чёрте, собиравшем с ночного неба горячие звёздочки в подарок возлюбленной ведьме, и Василий Денисович тихо рассмеялся. Саша Завгородний удивлённо глянул на этого пожилого лысеющего человека, неизвестно чему развеселившегося, сидя за рулём слева, и неожиданно для себя самого озорно усмехнулся и сам.
– Вот уж не думал, что вы уломаете меня, – признался он, вылезая из машины с чемоданом возле калитки родительского двора.
– Да, ты оказался крепким орешком, – великодушно согласился и Василий Денисович. – Привет отцу, матери…
И только дома он почувствовал, как сильно устал за свой первый после отпуска рабочий день. Гася в глазах лукавые искорки, он рассказал за ужином домашним и о коварной проделке завгара, и о том, как долго пришлось убеждать Сашу Завгороднего вернуться в родное село, а потом и его начальство, чтобы парень без проволочек смог получить расчёт. Всё закончилось благополучно. Только…
– Знаете, – почему-то вдруг смутившись, сказал Василий Денисович, – я ведь сегодня почти отдал ключи от нового дома ему… Сашке…
Достав из кармана связку новеньких ключей, он осторожно положил её на стол. Жена и дочь молчали, видимо, ошарашенные таким сообщением. Это вывело его из равновесия, и он сердито подтвердил:
– Да, почти… Но он отказался, сказал, что с женитьбой не торопится. Вот так…
После затянувшейся паузы первой опомнилась Алёнка. Спросила недоверчиво, даже с ехидцей в голосе:
– Так и отдал бы сразу? И не жалко?
– Жалко, но отдал бы, – твёрдо сказал он.
– Ой, папка, не верю я тебе. Ну нисколечко!..
Вновь смутившийся Василий Денисович читал в Алёнкиных глазах и удивление, и восторг одновременно.
– А я верю, – тихо сказала жена и забрала со стола ключи…
Вот такой получился рассказ – практически из ничего, а только из нескольких фраз, сказанных в случайном разговоре, даже не помню, по какому поводу, Василием Дениско, главным инженером совхоза «Лучегорский» Пожарского района Приморского края…
А вот ещё один рассказик совсем недавно нашёлся в моих бумагах. Он тоже невелик, а тема у него совсем иная. Называется он так:
Сумерки
– Ну, вот, девчата, сегодня вечером вы уже отдыхаете, – сказал бригадир. – Приглашайте на танцы…
«Девчата» заулыбались, заговорили разом, и в маленькой комнатке красного уголка сразу стало шумно. Самая молодая из доярок 35-летняя толстушка Шура Овечкина, громкоголосая и остроязыкая, махнула рукой:
– Куда тебе, Анисимыч! Крутнёшь тебя разок-другой в вальсе, ты и рассыпешься…
– А ты прижми покрепче, – под смех женщин посоветовал бригадир и с шутливой игривостью подмигнул выцветшим глазом.
– Значит, по-городскому теперь работать будем, – с удовлетворением констатировала Шура, когда смех подруг поутих. – Хоть сегодня телевизор посмотрю, как все люди…
А самая пожилая доярка, Полина Руденко, вздохнула:
– Ой, что-то боязно. Моя Красавка никого к себе и не подпустит. Приду я на вечернюю дойку, не выдержу…
– И не вздумай, Андреевна, – запротестовал бригадир. – Во второй смене доярки тоже не по первому году работают.
– Всё так, – согласно кивнула головой Полина Андреевна и снова вздохнула, – да непривычно как-то…