Очередная «сенсация» представляла собой целый маленький городок, состоящий из нескольких корпусов из красного кирпича в колониальном стиле. Даже в свете солнечных лучей это место было довольно жутким. То, что лечебница долгое время пустует, было заметно невооруженным глазом. Почти во всех зданиях окна были заколочены решетками, а стекла просто отсутствовали. Заросли плюща расползлись по стенам и словно щупальца неведомого животного проникли в оконные проемы; некогда белоснежные сандрики покрывал толстенный слой пыли; некоторые оконные наличники вообще отсутствовали, будто были с мясом вырваны из своего насиженного места…
Мы решили разделиться − комплекс был слишком большим, мы бы не успели осмотреть большую часть лечебницы, если бы исследовали здание все вместе. И попадись мы отряду полиции, заплатили бы немаленький штраф за вторжение на приватную территорию. Конечно, мы могли бы оформить официальное разрешение, но Шеф всегда считал долгие дискуссии лишней тратой времени − зачем вообще нужно какое-то разрешение, если можно войти вовнутрь через одну из прогнивших дверей?
Шеф и пара операторов пошли в сторону многоэтажного здания, видимо, главного корпуса. А мое внимание привлекла небольшая двухэтажка с колокольней на крыше. Она стояла немного отдаленно и держалась особняком и если лечебница в целом пугала меня лишь немного, то именно этот корпус почему-то наводил на меня какой-то праведный ужас.
Я протиснулась в щель между дверью и включила фонарик. Внутри пахло сыростью и плесенью. Я сделала пару шагов в сторону холла и навела фонарик на стенку. Краска облупилась, но здесь явно раньше был какой-то очень яркий рисунок. Обычно стены в любой больнице окрашивали в неброские цвета, чтобы не раздражать пациентов. Во всех зданиях подобного типа едва ли можно было найти что-то не однотонное. Лишь в детских отделениях изредка встречались сказочные инсталляции, да и то, преимущественно в игровых комнатах. Поэтому, тот факт, что здесь это правило не соблюдалось, меня немного удивил.
Повсюду в холле были разбросаны какие-то коробки, папки, выцветшие вырезки из журналов − видимо результат любопытства местных или туристов. Я подобрала с пола желтую папку. Наверное, лет десять назад это была одна из множества историй болезни, но я не знала этого наверняка. Разобрать какие-либо надписи оказалось невозможным − папка побывала в воде и все чернила расплылись разноцветными кляксами по молочному листу.
Потеряв интерес к холлу, я шагнула в сторону палат и заглянула в одну из них. Апартаменты были, мягко говоря, не очень. То, что в этой лечебнице раньше именовалось «тринадцатая палата» размером было чуть больше чулана для веников, в котором жил Гарри Поттер. Все, что туда умещалось − кровать да маленький столик, прикрученный к полу. Даже умывальника не было. Что за дикость?
Мой телефон радостной трелью сообщил мне о своей скорой кончине и мое и так никудышное настроение достигло точки невозврата, пробив дно Марианской впадины. Теперь единственное, чего мне, взмокнувшей от беспощадных лучей солнца, измученной сомнениями относительно своего настоящего и лишенной единственного средства связи, отчаянно хотелось − всячески ускорить процесс осмотра руин и приблизить долгожданную встречу с благами цивилизации. Сразу спустившись на цокольный этаж, я ожидала увидеть то ли погреб, то ли место, где стоит генератор, но…
Большими красными жирными буквами на входе было написано «Сектор Б».
Он представлял собой длинный обугленный узкий коридор, слева и справа от которого расположились палаты, а впереди виднелась дверь, ведущая в неизвестность. Я дернула дверь первой палаты, но она не поддалась, ровно, как и следующая и еще три после нее. Открытой оказалась палата почти в конце коридора. Она была больше тех, которые я рассматривала этажом выше. На обгоревших стенах еще оставались обрывки мягкой обшивки, на полу валялось какое-то тряпье. И все… здесь не было даже такого необходимого предмета мебели, как кровать. Скорее всего, «Сектор Б» был этажом для изоляторов, где содержались особо буйные пациенты, способные нанести вред как окружающим, так и себе.