Нотнерт (СИ)

Я давно так не смеялась, как в тот день. Айви оказалась невероятно интересной и в то же время ужасно забавной и уже по прошествии часа я перестала обращать внимание на ее изуродованное огнем лицо, она казалась мне такой красивой и светлой, как ангел.

Женщина поставила передо мной тарелку и ловко схватилась за чайник правой рукой, все так же прижимая изувеченную левую к своему боку.

− Что же ты, давай я… − я потянулась к чайнику, но Айви бросила на меня предупреждающий взгляд и я одернула руку.

− Белль, я немного подгоревшая, но не немощная, − она усмехнулась, подвигая ко мне чашку и усаживаясь напротив, − не нужно относиться ко мне, как к хрустальной. Я двенадцать лет живу с этим и уже давно научилась справляться со всякими бытовыми вещами, но спасибо за порыв помочь, это очень мило с твоей стороны.

Я кивнула и между нами впервые повисла напряженная тишина. Я разрывалась между личным интересом и тактичным поведением, а Айви не спешила поднимать интересующую меня тему. Затянувшееся молчание стало меня напрягать, и я решила перевести разговор в более безопасное русло:

− Так, выходит, у Августа есть сестра…

− Да, мы не родные, но очень близкие друг другу люди. Мы многие годы провели вместе в детском доме, недалеко от лечебницы, и даже повзрослев не смогли надолго расстаться. — мягкая улыбка тронула губы Айви. — Когда Августа усыновили, он настоял на том, чтобы забрали и меня, хотя мне на тот момент было четырнадцать и таких взрослых детей редко берут в семьи.

− Да, я наслышана…

− Семья была чудесная, но очень бедная. Сейчас семье с таким достатком не разрешили бы усыновление даже одного ребенка, не говоря уже о двух. Но родители старались дать нам все, что было в их силах. Несмотря на бедность, мы жили, словно в сказке. Наш отец был плотником и у нас с Августом была целая коллекция деревянных игрушек, а мама шила нам одежду, так что одеты мы были по последней моде, − Айви усмехнулась. − После долгих лет лишений и борьбы за каждый кусок хлеба, ты совершенно по-другому воспринимаешь такие подарки судьбы. Но, к сожалению, счастье — вещь эфемерная, его нельзя схватить и запереть в клетке, чтоб оно всегда было под рукой… Не прошло и года, как мама неожиданно заболела… Схватила какой-то штамм гриппа и сгорела за считанные недели. Отец еле справлялся с горем. Мне кажется, если бы у него не было нас, он бы умер вслед за ней. Но ему было о ком заботиться, и папа старался жить для нас изо всех сил. Он влез в жуткие долги, затем попал в «Нотнерт» на лечение. Августу только исполнилось одиннадцать, а мне до совершеннолетия оставалось два года. Над нами нависла угроза вернуться в детский дом и это до смерти пугало и его, и меня. Меня взяли в лечебницу медсестрой. По началу никаких серьезных вещей не поручали, но затем старшая медсестра увидела во мне потенциал и начала меня обучать. Деньги платили скудные, но по крайней мере, нам не приходилось голодать. К тому же, нам часто помогали едой небезразличные люди.

− Как так вышло, что сотрудники опеки не проявляли к вам интереса?

− О, они проявляли… − Айви грустно улыбнулась, − но я была взрослой девочкой и умела договариваться с одинокими мужчинами.

− О… − я прижала ладонь к губам.

− Пустяки, это было меньшее из зол. − Айви махнула рукой и подлила мне кипятка в чашку. — Малая плата за то, чтобы у Августа было детство, лишенное избиений и издевательств.

− Вырос чудесный парень.

Айви широко улыбнулась, подняв бровь.

− Горжусь им безумно, но он прилип ко мне, как лопух. Ему предложили организовать шикарную выставку в Нью-Йорке, даже предлагали открыть галерею… Он очень перспективный художник, но упертый, как баран, и на все предложения отвечает отказом. Он только однажды уехал надолго. В Пхукет. Жил в каком-то монастыре, общался с монахами, учился управлять Ци. Вернулся весь такой просвещённый, аж до тошноты, пытался заставить меня поехать на какие-то чудотворные источники, которые, по легендам сделали бы мое лицо не таким уродливым. Как будто в этом есть смысл.

− Почему нет? Говорят, если вера сильна, она способна совершать чудеса.

Айви посмотрела на меня, как на идиотку.

− Белль, вера для меня — тема давно себя изжившая. К тому же мне воздалось по делам моим, так что нет никакого смысла ни Яхве, ни Будде, ни Аллаху, ни кому-либо там еще лишать меня этих шрамов.

− Я не верю, что ты могла сделать что-то, чем могла заслужить эти ожоги, Айви.

Айви усмехнулась, откусывая кусочек бисквита. И довольно будничным тоном, на одном дыхании выпалила:

− Я продала душу Дьяволу, Белль. И ровно ее половина сгнила так же, как расплавилось мое лицо. Мне нет смысла это лечить, я ношу эти шрамы гордо, как напоминание о том, что сбиться с пути может каждый, а вернуться на него — лишь немногие.

Я поперхнулась чаем. Айви тут же оказалась рядом, похлопывая меня по спине и посмеиваясь:

− Аккуратнее, Белль, что я скажу Августу, если ты умрешь здесь от асфиксии?

− Не переживай, он убьет меня раньше, как только вернется домой. − Я усмехнулась, вытирая навернувшиеся на глаза слезы.