Нотнерт (СИ)

Всю беременность его жена была окружена невероятной заботой и лаской. По крайней мере, так казалось Джейкобу. На деле же страх потерять долгожданного ребенка превратил хозяина дома в параноика. Мистер Коттон приставил к жене десяток слуг, которые денно и нощно следили за ней и обо всем докладывали хозяину. Тотальный контроль сводил женщину с ума, но супруг упорно не желал внимать ее просьбам оставить ее в покое. В конце концов нервы миссис Коттон дали трещину и во время очередной бурной ссоры на тему эмансипации у женщины открылось сильное кровотечение. В результате слаженной работы врачей и ребенка, и мать удалось спасти, но Эдвард появился на свет очень слабым семимесячным малышом. И Джейкоб винил в этом жену.

Как только их выписали из больницы, мистер Коттон приказал поставить замок на двери хозяйской спальни и вырезать небольшое окошко у ее основания. Слуги приказ выполнили, теряясь в догадках что же послужило причиной таких странных распоряжений.

А причина была лишь одна – Амедеа должна была ежесекундно находиться рядом с мальчиком. Для всего остального были слуги.

Джейкоб держал жену под замком долгие три месяца. Амедее не разрешалось выходить из комнаты даже в туалет − хозяин дома приказал оставить в спальне утку, которую слуги должны были менять каждые пару часов. Это подкосило здоровье миссис Коттон и из некогда красивой и статной итальянки хозяйка дома превратилась в тень себя былой. Её длинные волнистые волосы цвета каштана клочьями оставались на подушке, вся ее одежда для сна висела на ней бесформенным тряпьем, прекрасная смуглая кожа приобрела сероватый оттенок из-за нехватки витамина D, а когда на фоне стресса у женщины пропало молоко и кормить сына было просто нечем, в приступе ярости муж избил ее чуть ли до полусмерти.

Медленно, но уверенно, её постродовая депрессия переросла в дикую ненависть к собственному чаду и в один прекрасный день женщина приложила подушку к личику сладко спавшего младенца. Мальчика спас лишь случай ведь именно в этот момент служанка решила, что настало время поменять хозяйскую утку.

На ее крик сбежался весь особняк. Ребенка у Амедеи отобрали до возвращения хозяина с работы. Когда Джейкоб вне себя от ярости ворвался в комнату жены, его ждал лишь ее холодный труп – страшась гнева мужа за неудавшееся покушение, Амедеа повесилась на простыни. И Джейкоб в этом винил сына, ведь, если бы он не родился, его красавица жена все еще была бы рядом с ним.

Забота о мальчике легла на плечи отца и, нужно сказать, особой нежности он к ребенку не питал. Любой проступок наказывался розгами, любое неповиновение – многочасовыми молитвами на гречке. К десяти годам все тело мальчика было покрыто глубокими шрамами, но отцу, казалось, до этого дела не было. Его целью было вырастить настоящего мужчину. Или наказать сына за смерть жены. Никто не мог сказать наверняка, даже он сам.

До десяти лет Эдвард всем силами пытался заслужить отцовское одобрение, но, видимо, и у детского терпения был свой лимит. Понимая, что в любом случае отец его отлупит и парой затрещин он не отделается, мальчик направлял весь свой потенциал на издевательство над слугами. В ход шли и иголки, воткнутые в мыло острым концов вверх, и труп кота, добавленный в суп вместо свинины, и белизна, залитая в стиральную машинку вместо порошка. Слуги, крепко сжав зубы, терпели выходки молодого хозяина и не доносили мистеру Коттону, ведь отцовское наказание могло быть слишком жестоким и несоразмерным проступку и мальчонку просто жалели.

Когда Эдварду исполнилось одиннадцать, отец привел в дом новую супругу, в которой, казалось, он души не чаял. С того момента, как женщина поселилась в особняке, Джейкоб стал более лояльно относится к сыну. Настолько лояльно, что в принципе не замечал его. Для мальчика это было только в радость, само игнорирование его существования означало, что шалить можно, не боясь последствий, но однажды одна из его шалостей закончилась плохо.

Дом готовили к Рождеству. Повсюду висели гирлянды из разноцветных лампочек, стеклянные шары и еловые венки. То там, то здесь раздавались веселые разговоры слуг, кто-то даже тихонько напевал себе под нос, украшая отведенный ему участок дома.

Эдвард терпеть не мог Рождество. А еще он терпеть не мог новую гувернантку, уж слишком она сюсюкалась с ним. В конце концов, ему одиннадцать! Он уже взрослый мужчина, а не маленький ребенок! Подслушав какой участок дома ей поручили украсить, мальчик стал обдумывать план действий.