Ноттингем

Сойер помогает мне встать и продолжает придерживать за плечи, словно я снова вот-вот рухну. Опустив голову, я рассматриваю ссадины на ладонях и разодранные колени. Странно, но я не чувствую боли.

– Черт, колготки порвала.

– У тебя кровь, а тебя волнуют колготки, – говорит он, поднимая с земли мою сумку. – Еще и выбежала без куртки, глупая.

Сняв с себя куртку, Сойер накидывает ее на мои плечи. Меня окутывает теплом и ароматом его парфюма. Этот запах дарит ощущение безопасности, словно я где-то в прошлом, в месте, где все было хорошо.

Щеки режет ледяной порыв ветра, и я будто отхожу от наркоза, наконец чувствуя, как колени начинает обжигать саднящей болью.

– Поговорим? – спрашиваю я.

– Давай сначала обработаем твои ссадины.

– У меня в машине нет ничего для этого. – Поймав осуждающий взгляд Сойера, я морщу нос. – Что? Не смотри на меня так. Я не собиралась раниться за рулем, я оптимист.

– Расскажу об этом твоему отцу, он будет в восторге от твоего оптимизма.

– Ключи от машины тут, – я указываю на свою сумку в его руке. – Ты ведешь.

До дома мы едем молча. Сойер выглядит расслабленным и спокойным, злость выдает лишь крепко сжимающая руль рука с побелевшими костяшками пальцев.

– У тебя спокойствие маньяка.

Брови Сойера медленно ползут вверх.

– Что?

– В документальных фильмах выжившие жертвы часто рассказывают о том, как спокоен был убийца перед нападением. Вот от тебя сейчас исходит нечто похожее.

– Я живу под одной крышей с двумя женщинами, которых задевает даже неправильно подобранная интонация вопроса. Привык сдерживаться.

Увидев свой дом в конце улицы, я нервно ерзаю.

– Прозвучит нездорово, но мне бы стало легче, если бы ты накричал на меня. Потому что все, что ты пока делаешь, это избегаешь даже смотреть мне в глаза.

– Я не хочу кричать на тебя, Райли. Просто действительно не знаю, что сказать.

В доме тепло и тихо, в холле витает слабый запах маминых духов с табаком и ванилью. Сняв куртку Сойера, я иду наверх в ванную и включаю теплую воду, но как только подставляю разодранные ладони под струю, тут же шиплю от обжигающей боли и отдергиваю руки.

Взяв из тумбочки аптечку, возвращаюсь в комнату и сажусь на кровать. От каждого движения ранки саднит все сильнее, поэтому я пытаюсь открыть пластиковые клапаны контейнера с такой осторожностью, словно у меня накрашены ногти.

– Давай помогу.

Сойер без затруднений снимает крышку и поливает ватный шарик антисептиком. Присев на колени напротив меня, он обхватывает пальцами мое правое запястье и осторожно прикасается к ранкам. От сильного жжения я, стиснув зубы, резко втягиваю воздух. Сойер дует на мою ладонь, и становится немного легче.

– Ты не должен уезжать, это неправильно. У нас весь Ноттингем в свидетелях, что Каллум получил за дело.

– Но получил. Я ударил первым. В этом можно было бы разобраться, Райлс, но какой смысл, если три самые важные женщины в моей жизни всегда решают все за меня против моей воли?

Обработав правую ладонь, он берется за левую.

– Мама путем манипуляций добивается своего. Зоуи выбирает, куда мы пойдем, фильмы на вечер и даже еду. Ты скрываешь правду, которая касается непосредственно меня. Я каждый раз иду у вас на поводу, потому что не хочу обидеть и не могу смотреть, как вы плачете. И с моим мнением ни одна из вас не считается, потому что вы конечно же всегда знаете, как будет лучше для меня.

– Это неправда.

Сойер поднимает голову.

– Мама решила, что мне нельзя заниматься музыкой, потому что концерты в пабах могут закончиться тем, что я начну пить. Но алкоголизм – ее порок, а не мой. Зоуи во время готовки добавляет во всю еду тимьян и базилик, которые я терпеть не могу. А ты врешь мне в лицо о самых важных вещах, потому что думаешь, будто поступаешь правильно и защищаешь меня. У тебя была тысяча возможностей сказать мне правду, Райли.

Я прикрываю веки на пару секунд, потому что не могу выдержать его пристальный взгляд.

– Это не та ситуация, где легко все рассказать. А как бы ты поступил на моем месте?

– Поговорил бы с тобой.

– И ты не потерпел бы, что кто-то обращается со мной плохо и шантажирует. Ты бы пошел набивать Каллуму морду.

– Да, и это было бы мое решение.

Отстранившись, он берет новый ватный шарик и опускает руку к моим коленям, но замирает.

– Боюсь, колготки будут мешать.

Кивнув, я поднимаюсь и, шагнув за спину Сойера, поднимаю край юбки. Пытаясь игнорировать боль в ладонях, цепляю пальцами резинку колготок и стягиваю их с ног.

Вернувшись, я опускаюсь на кровать, плотно сжимая колени. Внезапно я вижу чудо, может, это и вовсе мираж, но на щеках Сойера появляется румянец.

Прочистив горло, он опускает голову, челка спадает на лоб, и я жутко хочу прикоснуться к его волосам, но не нахожу в себе смелости.