Ноттингем

Слабо улыбнувшись, он садится на край койки и берет мою ладонь в свою.

– Ты был тут всю ночь?

– Мы все. Твои родители пошли в кафетерий. Ви и Хлоя с Митчем уехали пару часов назад, твоя мама заставила их поехать домой и немного поспать.

– Боже, я всем устроила просто незабываемую ночь.

– Мы жутко перепугались за тебя. – Он протягивает ладонь, чтобы коснуться моей щеки, но я его останавливаю.

– Не надо, я сейчас противная на ощупь.

Меня не отпускает желание спрятаться под одеяло и разреветься. В ближайшую пару дней я даже не хочу смотреться в зеркало, поэтому мне не хочется, чтобы Сойер видел меня такой и помнил ощущение моей покрытой сыпью кожи.

– Тупица. – Несмотря на протесты, он касается моей щеки. – Самая красивая тупица из всех, что я видел.

– Спасибо, это самое романтичное, что я слышала в своей жизни.

– Твои парни из книг так не разговаривают?

– Нет, они же нормальные.

– Это который из них? Тот, что с холодным членом или который с горячим?

Усмехнувшись, я прикрываю глаза на несколько долгих секунд.

– Не хочу, чтобы ты видел меня такой.

– Ты красивая, Райлс. Всегда. И я не смогу найти в тебе изъянов, даже если очень захочу, слышишь?

Сойер говорит искренне и смотрит на меня с таким же восхищением, как и вчера вечером, когда только увидел меня в платье. Но от этого мне почему-то лишь сильнее хочется расплакаться.

Мой живот вдруг урчит, и мне кажется, что я не ела целую вечность.

– Готова позавтракать?

– Да, знаешь, я бы не отказалась от шоколадного пудинга.

– Кажется, идешь на поправку. А как насчет жирного бургера или горячих сэндвичей с сыром?

В ответ живот призывно урчит, отвечая за меня.

– Звучит идеально. И то и другое.

Улыбнувшись, Сойер намеренно целует меня в щеку, и я сжимаю в пальцах одеяло, борясь с желанием оттолкнуть его, чтобы спрятать лицо.

– Тогда я сейчас зайду в кафетерий, скажу твоим родителям, что ты проснулась, и съезжу в закусочную, потому что больничная еда только отобьет твой аппетит.

Официально заявляю: у меня самый лучший друг тире бойфренд во всей Солнечной системе.

– Сойер, – окликаю я, когда он идет к двери. – Страницы из дневника, которые вчера разбросали… Это дерьмо уже в сети?

– Не думай об этом.

Глупо было задавать этот вопрос, ответ очевиден.

– Ты… – Я чувствую, как лицо заливает краской, но уже не от аллергии. – Ты их читал?

– Нет. Это же личное. Если захочешь поделиться со мной чем-то из написанного, то расскажешь об этом сама, хорошо?

Проглотив ком из подступивших слез, я киваю.

– Я люблю тебя, – внезапно говорит Сойер, и я перестаю дышать. – Лучше думай вот об этом, идет?

Подмигнув, он выходит за дверь. Проходит пара минут, а в моей голове продолжают набатом бить слова Сойера, и я даже не хочу знать, насколько глупо сейчас выгляжу с этой широкой улыбкой на все лицо.

Это было не наше дружеское «люблю». Не повседневное. Не вежливое. А самое настоящее.

Немного грустно, что я получила свое «люблю» именно здесь, в больничной палате, вся в покраснениях и сыпи, но от этого я не чувствую себя менее окрыленной.

Боже!

Сойер Вуд мой парень. И он меня любит.

Кажется, я никогда не смогу перестать удивляться и радоваться этому.

Дверь приоткрывается, и в палату заглядывает Фелисити. Счастье тут же сменяет ярость, раскаленная и тягучая, словно лава. Стиснув зубы, я приподнимаюсь и оглядываюсь, ища тяжелый предмет, которым смогу запустить в голову Фелис. Не удивлюсь, если она пришла сюда в надежде, что я сплю, чтобы придушить меня подушкой.

– Где кнопка вызова медсестры? – шиплю я, хлопая по краю больничной койки. – И заодно надо вызвать копов, им придется зафиксировать кровожадное убийство и оформить мой арест.

Фелис предупреждающе вскидывает ладони:

– Райли, пожалуйста, я очень тебя прошу, выслушай меня.

– Пошла вон.

– Мне правда очень и очень жаль, что все так вышло. Я расскажу тебе все, обещаю, только дай мне шанс. Хотя бы пару минут.

– Ты хоть понимаешь, чем все могло закончиться? Проваливай!

– Клянусь, я не знала, что все будет так серьезно, – всхлипывает она. – Думала, у тебя просто покраснеет кожа, и все. Но когда ты начала задыхаться… Прости! Каллум заставил меня, у меня не было выбора. Я не хотела. Мне так жаль, Райли! Прости меня, пожалуйста.

Прижавшись спиной к стене, Фелисити медленно оседает на пол, плечи трясутся в беззвучном плаче. Я верю, что это искренние слезы, но это не отменяет того факта, что вчера мое горло опухло, и я едва могла дышать.

«Каллум заставил меня, у меня не было выбора» – мне очень знакомо отчаяние, звучавшее в ее голосе. Меня осеняет догадка:

– Что у него на тебя?

– Фото. Очень откровенные.

– Боже. – Вздохнув, я откидываюсь на подушку. – Я ведь предупреждала тебя, просила не отправлять ему ничего.

Утерев потекший нос, Фелисити обнимает себя за колени, прижимая их к груди.