Ноттингем

Сойер ставит пакеты на стол и, чмокнув меня в щеку, обещает зайти позднее, а я иду наверх, чтобы попросить помощи.

Мама охотно соглашается. Фелисити удается растолкать не с первого раза. Она мычит от головной боли, на ее лице написано страдание, и, должна признаться, я рада видеть это, потому что все еще злюсь, что наказана, в том числе и по ее вине.

Пока ждем Фелис, я решаю переписать рецепт сразу на четыре листа – по одному для каждой из нас и один на холодильник. Мама называет меня параноиком, но мне нужно, чтобы все действовали четко по инструкции. У меня нет права облажаться.

Фелисити, чуть сгорбившись, входит на кухню с побледневшим лицом. На ее голове капюшон, а огромное темное худи достает до самых колен, из-за чего она отдаленно напоминает дементора.

Внезапно я вижу то, что заставляет меня замереть в ужасе. Вышитый нитками лаймового цвета крошечный логотип «Найк» слева на груди. Это худи – мой подарок Сойеру.

Какого черта?!

– Почему на тебе худи Сойера? – Кажется, мой голос прозвучал более чем холодно, потому что мама перестает греметь посудой и оборачивается.

– Я замерзла во время урока игры на гитаре, поэтому попросила Сойера одолжить кофту. Я бы не стала ничего брать без разрешения, если ты об этом.

– Мы бы ни за что так не подумали, дорогая, – отвечает мама, возвращаясь к посуде.

Отложив ручку, я стискиваю зубы от злости и упираюсь ладонями в стол.

– Что-то не вижу в твоих руках гитары.

– Прости?

– Урок музыки давно закончился. Сними, пожалуйста, не хочу, чтобы ты перепачкала мукой.

– Д-да, конечно, – кивнув, Фелисити пятится из кухни. – Просто меня очень знобит, вот и надела.

– Можешь взять что-то из моего шкафа, там полно теплых вещей.

Коротко кивнув, Фелис быстро уходит, а я сталкиваюсь с пристальным взглядом мамы.

– Почему ты так груба с ней? Что за тон?

– Но это мой подарок, мам, я специально ездила в Трентон за этим худи!

– Я понимаю тебя. Но постарайся быть повежливее, хорошо? Это ведь совсем не трудно.

Честно говоря, моментами очень трудно, но я молча киваю.

Спустя два часа на кухне царит жуткий бардак: всюду мука, тесто и капли растопленного шоколада. Стол заставлен противнями для будущего печенья, в воздухе витает сладкий запах вишни и ванили.

– Осторожно, отойдите в сторону, девочки. – Достав из духового шкафа противень, мама идет к столу.

Румяное печенье с шоколадной крошкой – все равно что пытка для меня. Жутко хочется вгрызться в него зубами, но я сегодня даже не была на пробежке. Хотя готовка, как оказалось, не менее эффективна: хаотичные повороты, наклоны туда-обратно за посудой или взбивание яиц венчиком, потому что миксер достался Фелис – все это отличное кардио.

– Что вчера произошло? – шепотом спрашивает Фелисити, ломая плитку шоколада на кусочки. – Не помню, как мы вернулись.

– Правда не помнишь? Тебя настолько унесло с пары глотков пива?

– Я не знаю, сколько выпила, да и произошло это в первый раз. И в последний.

– Ты упала на крыльце и снесла горшок с бегониями, а меня посадили под домашний арест.

– Из-за меня?

– Не только, я ведь тоже пила. Но если бы ты так не напилась, я бы не попалась.

Мама берет перерыв, чтобы поболтать по телефону с подругой, и мы с Фелис остаемся наедине с будущими маффинами. У меня все валится из рук, я психую и громко ругаюсь, в отличие от Фелисити. Ее движения плавные, она действует четко и слаженно и даже не пользуется мерным стаканом и кухонными весами. Этим спокойствием Фелис немного напоминает мне Сойера. А вот я вспотела так, будто пробежала марафон.

– Слишком мало форм для кексов. – Я вытираю пот со лба рукавом лонгслива. – И нам не помешала бы еще одна духовка.

– Может, одолжить у миссис Вуд, а заодно воспользоваться ее кухней? – Вытерев руки, Фелис развязывает фартук. – Я схожу спросить.

– Нет, не нужно. Миссис Вуд приболела, а у Сойера и без того полно забот.

– Можно попросить помощи у Зоуи.

– Фелис, – цежу я сквозь сжатые зубы, раздавливая вилкой размороженную вишню, – не надо их беспокоить.

Чувствую на себе пристальный взгляд Фелисити, но не поднимаю голову.

– Ты злишься на меня за что-то, Райли?

– Не буду врать, меня раздражает, что в мое наказание входит и то, что ты выпила. Я не могу отвечать за поступки других людей, ты ведь не моя дочь. Месяц домашнего ареста в выпускном классе – все равно что смерть.

– Я с тобой полностью согласна. Сегодня поговорю с мистером Беннетом и попробую объяснить, что в этом точно нет твоей вины.

– Спасибо.

Моя злость на Фелис уменьшается в разы, но в памяти застряла слишком яркая картинка того, как она вчера прижималась к Сойеру. К моему Сойеру! К моему лучшему другу и любви всей жизни.

Понимаю, что он не моя собственность, знаю, что не могу заставить его чувствовать так, как хочу я, но моей ревности плевать. Она душит из раза в раз, и от этого я чувствую вину. Мне хотелось бы быть лучшей версией себя не только снаружи, но и внутри. Но изнутри я лишь ревнивая истеричка, особенно когда дело доходит до Сойера Вуда.