Новь под плугом

Сцена на мгновение погружается в темноту, стены немного отодвигаются друг от друга, образуя высокую узкую щель, затем на стены подаётся тёмно-синий цвет, а на щель круглое красное пятно, которое высвечивает фигуру Машуриной.¹

Голос Василия Николаевича (медлительный, глухой). О, ты, что желаешь переступить этот порог, – знаешь ли ты, что тебя ожидает?

Машурина. Знаю.

Голос Василия Николаевича. Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть?

Машурина. Знаю.

Голос Василия Николаевича. Отчуждение полное, одиночество?

Машурина. Знаю. Я готова. Я перенесу все страдания, все удары.

Голос Василия Николаевича. Не только от врагов – но и от родных, от друзей?

Машурина. Да… и от них.

Голос Василия Николаевича. Хорошо. Ты готова на жертву?

Машурина. Да.

Голос Василия Николаевича. На безымянную жертву? Ты погибнешь – и никто… никто не будет даже знать, чью память почтить!

Машурина. Мне не нужно ни благодарности, ни сожаления. Мне не нужно имени.

Голос Василия Николаевича. Готова ли ты на преступление?

Машурина (потупив голову, с паузой). И на преступление готова.

Пауза.

Голос Василия Николаевича. Знаешь ли ты, что ты можешь разувериться в том, чему веришь теперь, можешь понять, что обманулась и даром погубила свою молодую жизнь?

Машурина. Знаю и это. И все-таки я хочу войти.

Голос Василия Николаевича. Войди!

Машурина делает шаг вперёд, стены с лязгом сдвигаются за ней встык друг к другу, сцена и зал погружаются в темноту.

Голос Сипягиной (из глубины зала). Дура!

Голос Марианны (из глубины сцены). Святая!

Картина третья

На сцену подаётся освещение, в зале включается обычная подсветка. Стены повёрнуты, образуя одну линию, параллельную краю сцены, между ними высокая узкая щель. Они выдвинуты из глубины сцены вперёд так, что кровать оказывается стоящей у левой стены, а этажерка – у правой. На стены проецируется узнаваемый силуэт Петербурга с Петропавловской крепостью. В комнате Нежданова у стола сидит Машурина, женщина лет тридцати, простоволосая, в черном шерстяном платье, и закуривает папироску. В щель между стенами входит Паклин и, прихрамывая, подходит к Машуриной.

Паклин. Как вы поживаете, любезнейшая… любезнейшая. Ведь вот как это досадно! Всегда я забываю, как вас по имени и по отчеству!

Голос Василия Николаевича (медлительный, глухой). Революционер – человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единою мыслью, единою страстью – революцией.²

Машурина (пожимает плечами). И совсем это не нужно знать! Вам моя фамилия известна. Чего же больше! И что за вопрос: как вы поживаете? Разве вы не видите, что я живу?

Паклин (раздувая ноздри и подергивая бровями). Совершенно, совершенно справедливо! Не были бы вы живы – ваш покорный слуга не имел бы удовольствия вас здесь видеть и беседовать с вами! Припишите мой вопрос застарелой дурной привычке. Вот и насчет имени и отчества… Знаете: как-то неловко говорить прямо: Машурина! Мне, правда, известно, что вы и под письмами вашими иначе не подписываетесь, как Бонапарт! – то бишь: Машурина! Но все-таки в разговоре …

Машурина. Да кто вас просит со мной разговаривать?

Паклин. (смеётся нервически, как бы захлебываясь). Ну, полноте, милая, голубушка, дайте вашу руку, не сердитесь, ведь я знаю: вы предобрая – и я тоже добрый… Ну? (Протягивает руку.)

Машурина (мрачно смотрит на Паклина и подаёт ему свою руку). Если вам непременно нужно знать мое имя, извольте: меня зовут Фёклой.

Паклин. Но в таком случае скажите мне, о Фёкла! скажите мне, отчего вы так недружелюбно, так постоянно недружелюбно относитесь ко мне, между тем как я…

Машурина. Так как вы на все предметы смотрите с их смешной стороны, то и положиться на вас нельзя.