Нова. Да, и Гоморра

Мыш сел на ложементе, готовясь выткнуться.

– Увидимся в кают-компании, – продолжал капитан. – И, Мыш, захвати…

Глава четвертая

Мыш вытащил кожаную сумку из-под ложемента, перекинул через плечо.

– …с собой сенсор-сирингу.

Дверь отскользнула; Мыш стоял на верхней из трех ступенек над синим ковром кают-компании «Птицы Рух».

Сквозь тенепад вилась спиральная лестница. Изгибаясь под потолочными лампами, металлические языки рассылали отблески по стене и листьям филодендрона перед зеркальной мозаикой.

Кейтин уже уселся перед слоистой доской для трехмерных шахмат и расставлял фигуры. Последняя ладья клацнула по своему углу, и булькресло – принимающий форму тела шар со студенистым глицерином – покачнулось.

– Ну, кто сыграет со мной первым?

Капитан фон Рэй замер на верху лестничной спирали. Потом пошел вниз, и его разбитое отражение присыпало мозаику гравием.

– Капитан? – Кейтин вздернул подбородок. – Мыш? Кто из вас желает первую партию?

Тййи и Себастьян через арочную дверь шли по пандусу, что перекрывал занимавший треть кают-компании пруд с известняковыми берегами.

Ветерок.

Рябит вода.

Темнота вплывает над их головами.

– Сидеть! – Себастьян.

Рука дергается в разъеме. Заходят на посадку звери на стальных цепочках. Огромные питомцы ветошью опадают вокруг хозяина.

– Себастьян? Тййи? Вы играете? – Кейтин повернулся к пандусу. – Раньше я обожал шахматы, потом подзабросил. – Он задрал голову, снова взял ладью, всмотрелся в кристалл с черной сердцевиной. – Скажите, капитан, фигуры – оригинал?

У подножия лестницы фон Рэй воздел рыжие брови:

– Нет.

Кейтин ухмыльнулся:

– Ага.

– Из чего они? – Мыш шагнул на ковер, заглянул Кейтину через плечо. – Я таких и не видел никогда.

– Странный стиль для шахматных фигур, – подметил Кейтин. – Республика Вега. Но в мебели и архитектуре такого полно.

– Республика Вега – это где? – Мыш взял пешку: внутри кристалла – звездная система с камнем в центре, орбиты лежат в скошенной плоскости.

– Уже нигде. В две тысячи восьмисотых было восстание, Вега хотела отделиться от Дракона. Не вышло. Живопись и архитектуру того времени взяли на щит наши эстетствующие интеллектуалы. Пожалуй, во всей этой истории было нечто героическое. Безусловно, они из кожи вон лезли, чтобы соригинальничать, – последний бой за культурную автономию и так далее. Но выродилось все в вежливые салонные беседы о том, кто на кого повлиял. – Он взял другую фигуру. – Мне все равно нравится. Им удалось породить трех звездных музыкантов и одного невероятного поэта. Хотя из музыкантов с восстанием был как-то связан только один. Но большинство не в курсе.

– Серьезно? – сказал Мыш. – Так и быть. Сыграю в твою игру. – Он обошел шахматную доску и сел в зеленый глицерин. – Какие выберешь, черные или желтые?

Фон Рэй потянулся через плечо Мыша к пульту, проявившемуся на подлокотнике кресла, нажал микропереключатель.

Свет внутри доски погас.

– Эй, вы чего?.. – Хриплый шепот Мыша оборвала досада.

– Мыш, доставай сирингу. – Лорк подошел к живописной скале на желтых плитах. – Мыш, а прикажи я тебе сыграть нову, что б ты сделал? – Сел на выступ в камне.

– Не знаю. О чем вы? – Мыш вытащил инструмент из сумки. Большой палец пробежал по клавиатуре. Остальные заплясали на индуктивной панели; мизинец раскачивался на ходуле ногтя.

– Я приказываю. Создай нову.

Мыш задумался. Затем:

– Хорошо, – и рука совершила прыжок.

Рокот после вспышки. Цветной фон послеобраза испятнал зрение, закружил водоворотом тающей сферы, исчез.

– Сидеть! – сказал Себастьян. – Сидеть, сказал же…

Лорк усмехнулся:

– Неплохо. Иди сюда. Нет, вместе с адской шарманкой. – Подвинулся, освобождая место на камне. – Покажи, как она работает.

– Показать, как играть на сиринге?

– Точно.

Бывает внешнее выражение лица; бывает выражение внутреннее, дрожь губ и век, не более.

– Обычно я не разрешаю баловаться с моим инстром. – Губы и веки дрожали.

– Покажи.

Улыбка Мыша истончилась. Он сказал:

– Дайте руку. – Усадил капитановы пальцы в седло образ-резонансного щитка, и перед ними загорелся синий огонек. – Теперь глядите. – Мыш указал на лицевую сторону сиринги. – За тремя точечными линзами есть голографические шкалы. Сходятся на синем огоньке, дают трехмерный образ. Яркость и насыщенность регулируются тут. Проведите рукой вперед.

Огонек разгорелся…

– Теперь назад.

…и потускнел.

– Как ты создаешь образ?

– Капитан, я учился этому год. Теперь: вот эти струны регулируют звук. Каждая струна – не нота, а текстура звука. Высота тона меняется, когда пальцы ближе или дальше от струн. Вот так. – Мыш взял аккордом духовые и голоса, глиссандо соскользнуло в неуютный инфразвук. – Хотите подпустить запах? Возвращаемся сюда. Эта ручка регулирует насыщенность аромата. Его можно сделать очень узконаправленным, для этого…

– Мыш, предположим, я хочу воссоздать лицо девушки; ее голос, произносящий мое имя; и ее аромат. Я держу твою сирингу. – Он взял инструмент с Мышовых колен. – Что мне делать?

– Практиковаться. Капитан, слушайте, я правда не люблю, когда другие балуются с моим…

Он потянулся к сиринге.