Нова. Да, и Гоморра

Жоан пожал плечами — сложный жест, типичный для обитателей бразильского побережья (когда-то я тоже так умел) и означающий: «Не знаю, как мы до такого докатились, но раз все-таки докатились, уже ничего не поделаешь».

— Это зеркало — море, — сказал я.

— Да. — Жоан кивнул.

У нас за спиной зашлепали сандалии по бетону. Я повернулся как раз вовремя, чтобы подхватить свою крестницу здоровой рукой. Крестник уцепился за мою больную руку и раскачивался на ней.

— Тио[21] Кэл!

— Эй, Тио Кэл, что ты нам принес?

— Клара, ты его сейчас опрокинешь! — рассердился Жоан. — Фернандо, отпусти его!

Дети, благослови их небо, не обратили внимания на слова отца.

— Что ты нам принес?

— Тио Кэл, что ты принес?

— Если отпустите, я вам покажу.

И они отступили — темноглазые, дрожащие от восторга. Я видел, как смотрит на них Жоан: карие радужки на фоне белков цвета слоновой кости, в левом глазу лопнул сосудик кровавым зигзагом. Жоан любит своих детей, а они скоро станут ему такими же чужими, как рыба, которую он загоняет в сети. И еще он смотрел на уродливую тварь, то есть на меня, и гадал, что станется с его собственным потомством. И еще наблюдал, как вертится Земля, как она стареет под тиканье волн, отражаясь в зеркале океана.

Демографический взрыв, зарождающиеся колонии на Луне и Марсе, освоение морского дна — я не знал, что обо всем этом думают обитатели прибрежного рыбацкого городка. Прогресс разрывает самую ткань их жизни. Но я ближе к ним, чем многие другие, и умею понимать, когда чего-то не понимаю.

Я порылся в кармане и достал млечный осколок, найденный на пляже:

— Вот. Нравится?

И они склонились над моей ладонью — с перепонками меж пальцев, как у инопланетянина.

Супермаркет располагался в самом большом здании городка. Жоан накупил кучу готовых смесей для кекса. «Влажная, нежная мякоть, — шептала коробка, стоило взять ее в руки, — с дивным ароматом упоительней шоколада!»

Я как раз прочитал в американском журнале, дошедшем до нас на прошлой неделе, статью о новых упаковках со звуком. Так что я был морально готов и, чтобы избежать искушений, остался во фруктово-овощном ряду. Потом мы пошли к Жоану. Оказалось, насчет письма я догадался правильно. Назавтра детям нужно было ехать на автобусе в столицу. Мои крестники вступали на путь, который превратит их в рыб.

Мы сидели на ступеньках крыльца, пили и смотрели, как движутся мимо ослики, мотоциклы, мужчины в мешковатых штанах, женщины в желтых платках и ярких юбках, со связками чеснока и мешками лука. Кое-кто из прохожих был в зеленой чешуйчатой форме амфибий.

Наконец Жоан устал и пошел прилечь. Бо́льшую часть жизни я прожил в прибрежных странах, где в обычае сиеста, но мои первые десять лет, которые и формируют человека, прошли в датском коллективном фермерском хозяйстве, и я так и не научился отдыхать после обеда. Так что я перешагнул через свою крестную дочь, уснувшую прямо на ступеньке крыльца, и зашагал по деревне обратно к пляжу.

III

В полночь из моря вышла Ариэль, взобралась на скалы и постучала ногтями в стеклянную стену моего дома. Капли воды в лунном свете были как жемчуг.

Вечером я читал, растянувшись на овечьей шкуре у камина, потом задремал. Умный дом спросил меня, не будет ли каких распоряжений, и, не дождавшись ответа, отключил концерт Дворжака для виолончели с оркестром, пошедший уже по второму кругу, и перестал подбрасывать поленья в камин. Когда я проснулся, на решетке остались только угли.

Ариэль снова щелкнула ногтем по стеклу, и я поднял голову с подушки. Зеленая форма, янтарные волосы — все выцвело под серебряным светом снаружи. Я сорвался с места, нажал на кнопку, и стеклянная панель ушла в пол. Мое лицо овеял ветерок с моря.

— Что случилось? — спросил я. — И вообще, сколько времени?

— Торк на берегу. Он тебя ждет.

Ночь была теплая, но ветреная. Под скалами серебряные чешуйки гонялись друг за другом. Вода стояла у самых скал — прилив.

Я потер лицо:

— Новый главный? А чего ты его сюда не привела? И зачем я ему понадобился?

Она коснулась моей руки:

— Пойдем. Они все там, на берегу.

— Кто все?

— Торк и все остальные.

Она повела меня через дворик, по извилистой тропе, на пляж. Море шумело в лунном свете. Внизу, на пляже, вокруг хлещущего ночь костра из пла́вника, стояли люди. Ариэль шла рядом со мной.

Двое рыбаков из городка сидели бок о бок на перевернутом корыте и играли на гитарах. Пение, пронзительное и ритмичное, раздирало уши, даже несмотря на то, что от певцов меня отделяла полоса бледного песка. Танцевала старуха, на шее у нее тряслось ожерелье из акульих зубов. Еще какие-то люди сидели на перевернутой лодке и ели.

С краю костра стояла сковородка двух футов в диаметре, и на ней пузырилось масло вокруг бледно-розовых островков — креветок. Одна женщина выкладывала их на сковородку, другая снимала.

— Тио Кэл!

— Смотри, Тио Кэл тут!

— Эй, что вы двое тут делаете? Вам не пора спать? — спросил я.

— Папа Жоан нам разрешил! Он тоже скоро придет.

Я посмотрел на Ариэль:

— Почему они все тут собрались?

— Потому что завтра на рассвете будут прокладывать кабель.