Читаем Нова. Да, и Гоморра полностью

Нова. Да, и Гоморра

— Что? Говори громче.

— Я сказал, я в порядке, а ведь я смотрел!.. — Голос Кейтина сорвался.

— Ты смотрел, улетая. Я смотрел, обыскивая центр. Нейронное искажение вплоть до мозга. Нейроконгруэнтность. — Лорк тряхнул головой. — Мыш, Кейтин, с Эштоном Кларком.

— Но капитан…

— С Эштоном Кларком.

Кейтин глянул на Мыша, снова на капитана. Мыш теребил лямку. Поднял глаза. Миг спустя они развернулись и ушли из комнаты без света.

Снаружи они еще поглазели на местный луншафт.

— Ну вот, — подумал Кейтин вслух. — Фон Рэй получил что хотел, а Князь и Лала — нет.

— Они мертвы, — сообщил Мыш. — Капитан сказал, он их убил.

— Ой. — Кейтин вгляделся в луншафт. После паузы сказал: — Семь тонн иллирия, и баланс смещается. Дракон заходит, Плеяды восходят. Внешние Колонии несколько изменятся. Спасибо Эштону Кларку, перемещение рабочей силы уже не катастрофа. И все равно без проблем не обойтись. Где Линкей и Идас?

— Улетели. Получили звездограмму от брата и поехали с ним повидаться, раз уж они во Внешних Колониях.

— С Товией?

— Точно.

— Бедные близнецы. Бедные тройняшки. Когда этот иллирий выплывет и все изменится… — Кейтин щелкнул пальцами. — Никакой больше блажи. — Посмотрел на небо, почти лишенное звезд. — Мыш, мы внутри исторического момента.

Мыш ногтем мизинца выскребал серу из уха. Его серьга сверкала.

— Ага. Я и сам это подумал.

— Куда ты теперь?

Мыш пожал плечами:

— Не знаю, правда. Поэтому попросил Тййи погадать мне на Таро.

Кейтин поднял брови.

— Они с Себастьяном внизу. Их звери разбежались по бару. Перепугали всех до смерти и почти разнесли заведение. — Мыш надрывно заухал. — Ты бы видел. Они только успокоят владельца — и погадают мне. Видимо, опять наймусь штырем. Про шахты теперь думать незачем. — (Пальцы сомкнулись на кожаной сумке под мышкой.) — Еще многое надо повидать, многое сыграть. Может, мы не будем пока разбегаться, устроимся на один корабль? Ты иногда смешной до чертиков. Но у меня к тебе неприязнь вдвое меньше, чем к куче других людей. Какие у тебя планы?

— У меня не было времени их продумать. — Кейтин сунул руки за пояс, опустил голову.

— Что ты делаешь?

— Думаю.

— О чем?

— О том, что я на идеальной луне. Работа завершена, пока можно ни о чем не беспокоиться. Почему бы не осесть, не поработать серьезно над романом? — Он поднял голову. — Но знаешь что, Мыш? Я и не знаю, хочу ли я писать книгу.

— А?

— Когда я глядел на эту нову… нет, после, перед тем как я проснулся и подумал, что проведу остаток жизни в шорах, с кабелями в ухе и в носу, пока у меня с грохотом ехала крыша, я понял, сколько всего не видел, сколько всего не слышал, не нюхал, не пробовал… как мало я знаю про основы жизни, которые ты объяснишь буквально на пальцах. А потом капитан…

— Черт, — сказал Мыш. Голой ногой он смахивал пыль с ботинка. — Ты не станешь ее писать, хотя потратил столько труда?

— Мыш, я бы с радостью. Но у меня до сих пор нет темы. И я только приготовился пойти и ее отыскать. В данный момент я всего лишь неглупый парень, которому есть что сказать, но не о чем рассказывать.

— Ренегадство, — проворчал Мыш. — А капитан и «Птица Рух»? И ты говорил, что хочешь написать про меня. Лады, валяй. И о себе напиши тоже. О близнецах. Ты ж не думаешь, что они тебя засудят? Да они будут довольны как слоны, оба. Я хочу, чтоб ты написал свой роман, Кейтин. Может, я не смогу его читать, но уж точно послушаю, если его прочтешь мне ты.

— Правда?

— А то. В конце концов, ты зашел очень далеко, остановишься — будешь несчастен.

— Мыш, ты искуситель. Я годами хотел только этого. — Кейтин усмехнулся. — Нет, Мыш. Я все еще в основном мыслитель. Последнее странствие «Птицы Рух»? Я слишком хорошо знаю все архетипические паттерны, которым оно следует. Уже вижу, как превращаю его в аллегорические поиски Грааля. У меня не получится описать его иначе — только запрятав внутрь всякого рода мистический символизм. Помнишь писателей, которые умерли прежде, чем успели закончить свои переложения легенды о Граале?

— Эх, Кейтин, это все чушь. Ты обязан об этом написать!

— Чушь вроде Таро? Нет, Мыш. Если я решусь, моя жизнь будет в опасности. — Он снова вгляделся в пейзаж; луна, столь близкая знакомая, на миг примирила его с неизвестностью впереди. — Я хочу. Правда. Только, Мыш, мне с самого начала придется сражаться со множеством проклятий. Может, и получится. Но вряд ли. Единственный способ защитить себя от проклятия, я полагаю, — бросить книгу, не дописав последнее

Афины, март 1966 г. — Нью-Йорк, май 1967 г.