Каждый день я болтала с Мавуси, которая обещала приехать в гости во время каникул в июне, перед началом учебы за границей. Также ежедневно звонил Эли – либо в обед, либо после работы. Сперва наши беседы длились не дольше минуты: он спрашивал, как у меня дела, а я отвечала, что все хорошо. Однако со временем они стали длиннее, вскоре я уже в подробностях описывала прошедший день: что ела на обед, что поведала мне Сара, что я услышала по телевизору. Он тоже начал больше открываться, в основном рассказывая о своих проектах, деловых партнерах и сотрудниках, а также о многочисленных поездках. Наши беседы скрашивали мне дни, и я всегда с огромным нетерпением ждала, когда на экране телефона загорится его имя. О чем мы ни разу не заговаривали, так это о другой женщине – он сразу же дал понять, что не желает обсуждать эту часть своей жизни. По крайней мере со мной. Порой он упоминал Айви, особенно когда она болела, и он о ней беспокоился, но не мать девочки.
Временами я спрашивала, когда мы увидимся вновь, однако он отвечал уклончиво: «Скоро. Я скоро приеду». Хоть я радовалась нашим беседам и тому, что мы узнаем друг друга получше, меня печалило его отсутствие: какими бы долгими, дружелюбными и почти романтичными ни были наши телефонные разговоры, они не могли заменить мне мужа на протяжении такого долгого времени. Хуже того, после этих звонков я еще больше по нему тосковала, представляя наши беседы вживую – наверняка гораздо более чувственные. Меня немного утешали тетушкины заверения, что эти трудности временные. По ее словам, та женщина ведет себя истерично, Эли переживает за дочь, к тому же хочет решительно обрубить одни отношения, прежде чем начинать новые. Мама передавала эти слова мне, немного заглушая мои тревоги – тревоги замужней женщины, которая за два месяца, прошедших со дня свадьбы, всего раз видела своего мужа, живущего в пятнадцати минутах езды от нее.
– Они пытаются решить эту проблему – тетушка, фо Ричард, фо Фред и остальные, так что не волнуйся, – заверяла меня мама спустя три недели после приезда Эли.
– Эта либерийка, должно быть, действительно могущественна, раз столько людей не может от нее избавиться, – полушутя заметила я.
– Я же говорила, проблема сверхъестественная. Думаешь, нормально для мужчины противиться всей своей семье, даже старшим, ради какой-то женщины, особенно такой? Тебе следует набраться терпения и просить Господа открыть своему мужу глаза.
– Хорошо, – покорно сказала я, хотя и так почти ни о чем другом не молилась с того самого дня, как узнала о замужестве. Однако молитвы больше меня не успокаивали.
К концу второго месяца после нашей единственной встречи я начала паниковать: спустя столько времени в браке я по-прежнему жила одна! Как же завоевать Эли, если мне даже возможность не представится? И сколько еще Ганьо будут считать меня женой Эли, когда я не выполняю своих супружеских обязанностей? Вдруг они скоро устанут от моих неудач и отправят обратно в Хо? Как я после такого буду людям в глаза смотреть?
Йайа начала выводить меня в свет после работы. Думаю, она надо мной сжалилась.
Однажды в пятницу мы пошли в кино. Фильм закончился трагично, и в обычных обстоятельствах я осталась бы крайне разочарованной. И все же огромный экран и теплый попкорн с маслом сгладили недовольство. Покинув кинотеатр вместе с толпой, состоящей в основном из молодых парочек, мы направились к машине. Только вместо того, чтобы отвезти меня домой, Йайа поехала на вечеринку к подруге. Если бы она сперва со мной посоветовалась, я бы отказалась – мне только-только стало спокойнее рядом с ней, а в компании ее богатых друзей я опять начну нервничать.
На вечеринках в Хо обычно выставляли пиво и безалкогольные напитки, которые доставались только первым прибывшим, успевшим схватить банку из ящика или ведерка со льдом. Угощали жареным рисом или джолофом с крошечным кусочком курицы или говядины. Еды тоже хватало не на всех: ее подавали в одноразовых контейнерах старшим, которые приходили первыми, а также самым настойчивым. Музыка грохотала из колонок и разносилась по всей округе. Однако наши вечеринки устраивали в основном ради танцев. Мы плясали до тех пор, пока одежда не пропитывалась по́том и пока не подавали пальмовое вино, чтобы зарядить гостей энергией, поскольку от пива, если его удавалось урвать в начале вечеринки, не было особого толка. В конце вечера мы валились с ног от усталости или опьянения – такого, от которого шатаешься в полусне под музыку и приходишь в себя на следующее утро.
В отличие от привычных мне гулянок, на этой вечеринке для богачей подобными танцами и не пахло. Гости стояли, разбившись на небольшие группки, болтали и покачивались в такт музыке. Прилипнув к Йайе, я улыбалась всем, кому она меня представляла, включая хозяйку дома – высокую женщину с густой шевелюрой по пояс и браслетами на запястьях, которые позвякивали при каждом движении тонких рук.