Англия оказалась плохо подготовлена к урагану, примчавшемуся с Атлантики. Фунт стерлингов был привязан как к золотому стандарту, так и к нереалистично высокой обменной ставке по отношению к доллару, а одряхлевшие промышленные отрасли страны находились в терминальной стадии упадка. За минувшие два десятилетия английский экспорт снизился на четверть, а импорт примерно в тех же масштабах увеличился, так что Англия оставалась зависимой от внешней торговли. С последнего кризиса политики почти ничего не сделали для улучшения ситуации: старые отрасли не модернизировались, а новые, способные сменить их в экономической структуре, не создавались. Парламент ждал, что рынок сам по себе выдвинет какие-то решения, но рынок молчал. За следующие три года производство в Англии уменьшилось на 23 %, цены на экспорт упали на 50 %, а внешняя торговля рухнула на 60 %. В результате производственно-торгового коллапса безработица в тот же период выросла на 120 %, а в регионах, зависимых от старых отраслей, положение оказалось еще хуже. На северо-западе количество безработных в начале 1930-х утроилось; на северо-востоке более 70 % взрослых мужчин лишились рабочих мест. «Проблема безработицы» теперь доминировала в политике и общественном дискурсе.
Англия, повергнутая в один финансовый кризис промышленными проблемами, вскоре испытала следующий. Запасы фунтов стерлингов быстро распродались на международных торгах, и Сити вынужденно выложил огромные суммы валюты. Большая часть этих средств приходилась на краткосрочные вклады, но финансисты Сити приняли их со всеми вытекающими рисками. Английские банки и сами по себе злоупотребляли спекуляциями ради быстрой наживы, занимая деньги у французов под 2 % и ссужая их же немцам под завышенный в четыре-пять раз процент. Пока этот праздник длился, Сити процветал и богател. Долго ли такое могло продолжаться? В 1931 году иностранные инвесторы внезапно изъяли из Лондона свои капиталы, и долги банков Сити составили вдруг свыше 700 миллионов фунтов стерлингов. Банк Англии позволил им взять золото из своих резервов, а банки Америки и Франции ссудили около 50 миллионов фунтов, но ни того ни другого не хватило, чтобы сохранить доверие к Сити и британской валюте. Правительства других стран продолжали ежедневно изымать из Банка Англии золотые депозиты стоимостью около двух с половиной миллионов фунтов.
Размах и эффект Великой депрессии нельзя ни с чем сравнить; практически никто из экономистов и политиков не видел ее причин и возможных «лекарств». Как и с Первой мировой войной, события неизбежно разворачивались сами по себе. Экономика XIX столетия традиционно исходила из того, что рынки будут все время расширяться, а покупательная способность мира – увеличиваться. Однако события XX века доказали ложность этой установки. А поскольку никто до сих пор не задумывался о будущем ограничении спроса, то правительства понятия не имели, как адаптироваться к новым условиям. Слева звучали голоса мрачных пророков, предсказывающих скорый крах капитализма и западного общества. Даже прагматичный Макдональд принял околомарксистскую позицию, что «система, в которой мы существовали, сломалась… что и должно было произойти».
Действия лейбористского правительства в первые месяцы не внушали особой веры в его способность разрешить сложные проблемы. Закон об угольных шахтах (1930 год) сокращал рабочий день всего на полчаса, и шахтеры снова ощутили себя преданными. Если лейбористы оказались всего лишь меньшим злом для тори, как эта партия могла претендовать на представление интересов рабочего класса? Закон об образовании, где лейбористы предлагали сделать школу обязательной до 15 лет, не прошел через парламент, и избирательную реформу постигла та же участь. Реформа изменила бы мажоритарный принцип, уничтожила бы многократное голосование и университетские избирательные округа, но правительству меньшинства не хватило поддержки в нижней палате для такого законодательства. Единственным значимым достижением партии во внутренней политике стал Закон об обеспечении жильем 1930 года, по которому сносились трущобы и субсидировалось строительство домов.
Пока в 1930–1931 годах углублялся финансово-промышленный кризис, в парламенте обсуждалось множество различных мер. На скамьях тори вновь расцвел протекционизм, замененный теперь эвфемизмом «имперская свободная торговля». Идея заключалась в том, что колонии и доминионы надо «подтолкнуть» к введению благоприятных таможенных пошлин на британские товары, хотя никто точно не знал, как именно подталкивать эти самые колонии и доминионы. Слева звучали предложения снизить пенсионный возраст до 60 лет, чтобы старики освободили рабочие места для молодежи; кто-то, например Эрнест Бевин, пропагандировал девальвацию валюты.