Букашка как букашка… Челюстями шевелит, лапками дрыгает. Вырваться, небось, пытается. Напугалась, бедняжка. Сама не поняла, как в музей попала. Но Вацлав, человек скромный и добродушный, что, букашечке не поможет? Конечно поможет! И расскажет, и покажет все.
Вацлав посадил кузнечика на ладонь и закрыл сверху другой. Затем, напевая любимую песенку про кузнечика, вылез из квадрата. Лапки щекотали пальцы, изнутри раздавался жалобный стрекот.
– Вот погляди, друг! Ты не просто букашка теперь, ты – шедевр супрематизма! – Чертежник посадил насекомое посреди зала. Кузнечик подпрыгнул, распустив тонкие крылья, и приземлился на противоположной стороне. – Это тебе не поле, где можно травку жевать! Это – художественная галерея!
«Кажется, убежал!» – с облегчением подумал Вацлав, глядя, как новоиспеченный шедевр супрематизма прыгает вглубь галереи. Затем чертежник залез в желтый квадрат и уселся в позе султана.
Где-то в глубине музея раздалось шарканье сторожа. Подходило время открытия. Букашку было ни капельки не жалко. Пусть себе исчезает.
Вацлав зажмурился от удовольствия, предвкушая десять минут приятностей.
Когда в зал вошла группа посетителей, внутри Вацлава все гудело от нетерпения, будто в его полое тело запустили целый рой диких плеч. Жужжат, копошатся, в уши залезли и щекочут его изнутри, мешая сосредоточиться. А сосредоточиться надо бы, иначе как приятности слушать? Это ведь не жалкие семь минут в черном круге, это целых десять – в желтом квадрате! Без малого, в шедевре супрематизма!
Он почувствовал себя на последнем уроке в школе, когда сидишь и ждешь проклятый звонок. То нога у тебя зачешется, то в туалет захочешь – все никак не можешь дотерпеть до конца. За окном весна, воздух свежий и пахнет горелым мусором. Доносятся гулкие удары футбольного мяча, который ребята гоняют во дворе, надрывные крики «гол!» и счастливый смех. Хочется вырваться из школы, бежать к этим ребятам, обнимать их и вместе с ними радоваться!
Галина остановилась напротив черного круга и завела привычную шарманку: «Белый фон, черный круг. Что тут особенного или сложного?», но публика не смотрела и не слушала. Все оборачивались к Вацлавскому квадрату, словно чувствуя, какой он скромный и добродушный человек. Чувствуя, что вот он – подлинный шедевр супрематизма.
Черный круг покачнулся на леске и полетел вниз. Раздался оглушительный грохот, раскатившийся по залу. Зрители вздрогнули и возбужденно зашептались. Круг, приземлившись на раму, застыл, словно раздумывая. А затем медленно упал дыркой вниз, закрывая от всеобщего взгляда свою черную гениальность. Ну и шут с ним, так ему и надо.
– Господа, не волнуйтесь, такое случается! – Легким жестом Галина вернула себе внимание публики. Однако в ее сосредоточенном взгляде мелькнуло хмурое недоумение. – Прошу вас взглянуть на наш следующий экспонат – желтый квадрат!
Вот они, десять минут его триумфа!
И понесла его река Галининых слов, закачала, заласкала. Положили Вацлава на материнские руки, ласкали и лелеяли. Желтый – цвет Солнца, цвет радости. Он легкий, веселый, струящийся. Квадрат же – абсолютное совершенство, статическая безупречность. Глубокий авторский замысел. Боль и страдания, как следствие – стремление к чему-то светлому и правильному, побуждающему и размеренному. Отдушина в этой вечно меняющейся злой реальности.
Вацлав – не просто картина, не просто жалкий чертежник в тухлом бюро. Теперь он – кривое зеркало этого мира, отражающее все самые положительные черты. Правильность, оптимизм. Он – горящее окно в холодной черной ночи, символ надежды и теплого приюта. Он – икона, залитая божественным светом, струящимся от самого Господа. Он…
Галина закончила речь. Блаженно улыбнулась и посмотрела на него. Взгляд, как острая игла, прошел через картину, через желтую комнату, через Вацлава – и пронзил что-то глубоко внутри.
Казалось, она все поняла: и про картину, и про убиенную букашку. Про то, как он когда-то давно обнимался с пышной конструкторшей в туалете на Новый год. Как втайне ненавидел мамину гречку и скармливал собакам на улице, выходя из бюро. И даже про песню о кузнечике – ту единственную, что он знал…
Ее выступление заняло не более семи минут.
– Вон оно как! – вскричал чертежник и выпрыгнул из квадрата.
Квадрат почернел.
Наследие Миклоша. Ядвига Врублевская
1
Похоронная процессия растянулась на всю площадь перед кладбищем. Маленький Миклош шёл за гробом. Он старался не смотреть на жуткий ящик, в котором лежала его покойная бабка. Гертруда, при жизни та ещё холера, и после смерти доставила множество хлопот. Перед смертью она хотела надеть все свои украшения, да так и померла, не выпустив шкатулки из рук. После смерти пришлось сломать ей пальцы, жадная старуха никак не хотела отпустить шкатулку. Потом потеряли тело. Два дня Гертруда пролежала в морге как неопознанный труп, пока родственники пытались отыскать покойницу. А дальше ещё лучше: лаковый гроб, который Гертруда купила ещё при жизни и спрятала в кладовку, не проходил в дверь.