Новая фантастика 2021. Антология № 5

Вдохновленный, он взглянул на задумчивые лица туристов. Некоторые хмурились, некоторые хихикали. Мол, простой черный круг, какой смысл-то? Мазня-мазней. А вот такой вот смысл. Самый что ни есть настоящий. С руками и ногами, в выглаженной клетчатой рубашечке, сидит и смотрит на тебя. Может ручкой помахать, может станцевать польку-бабочку, коль изволите!

«Молодые, глупые еще!» – подумалось Вацлаву, когда противное хихиканье прекратилось. Сам он, правда, в картинных галереях никогда не бывал и не знал, что в них может быть смешного.

Затем пришла новая группа. А потом еще… И так целый день. Галина с чувством вещала об авторских мыслях, задевая самые тугие струны Вацлавской души. Иногда подходили одинокие пары и, заглядывая в глубокую дырку, уходили с одухотворенным выражением лиц.

«Поняли! Оценили!» – с удовольствием думал чертежник, наблюдая за переменами на их лицах. Впервые в жизни он чувствовал себя особенным и важным.

А Галина все говорила и говорила о тайных помыслах и авторских переживаниях. Посетители все так же открывали рты и пялились в черную бездну, пытаясь познать тайны бытия, сокрытые в бархатной тьме. Каково было бы их удивление, увидь они там Вацлава? Как бы изменились лица, если бы люди узнали, что вся глубина кроется в сердце одного скромного и добродушного человека? Женщины бы взвыли от восторга, а мужчины одобрительно захмыкали. Дети бы дергали родителей за рукава и завороженно шептали: «Хочу быть как этот дядя!»

Речь Галины укладывалась ровно в семь минут. Вацлав успел посчитать, когда она привела очередную группу. Итого двадцать групп в день, двадцать на семь – сто сорок минут. Целых сто сорок минут в день говорили о нем и только о нем, что было не удивительно, ведь Вацлав не просто там какой-то пейзажик на стенке, Вацлав – шедевр супрематизма.

* * *

Стал Вацлав поживать в галерее. Каждый день по семь минут приятности слушает, головой качает от восхищения. А Галина каждый день все рассказывает и рассказывает, нет конца и края ее словам. Вацлав словно плывет на спине по теплому течению, глядя в беззвездное небо с круглой луной. Несет его река, укачивает, убаюкивает. Теплые волны накатывают и нежно отпускают, будто целуя в макушку. Становится на душе у чертежника тепло, спокойно, он в реке, как у матери на руках.

Семь минут длится это блаженство, затем подходит следующая группа, и все по новой. Теплая река, мамкины укачивания. Супрематизм, авторский смысл, переживания, гениальность…

Однажды увидел он знакомое лицо. Встал, пригляделся и сразу узнал конструкторшу с бездонной дюзой между грудей. Обрадовался. Вот сейчас, сейчас ощутит она глубину Вацлавской души, окунется и вынырнет с восторгом! Узнает его, полюбит еще сильнее! Побежит рассказывать всему бюро, какой Вацлав распрекрасный, глубокий, скромный и добродушный человек!

Но на лице конструкторши отражались лишь следы небывалого мыслительного процесса. Лоб морщился, тонкие брови столкнулись на переносице. От усердия она даже запыхтела, как паровоз. Казалось, вот-вот из ушей повалит густой пар, и голова несчастной женщины попросту взорвется.

– Мазня! – наконец выдохнула конструкторша и подбоченилась. – Ей-богу, мазня!

И ушла, возмущенно о чем-то вещая. Галина пожала плечами и вежливо улыбнулась:

– Что ж, искусство – вещь субъективная.

Вот оно как! Вацлав-то мазня? Что ж ты мазню эту пирожками и салатами угощала, дура? Ничегошеньки не понимаешь в искусстве, а в художественную галерею лезешь! Вацлав не пейзажик какой, Вацлав – гениальный шедевр супрематизма. А ты, недалекая, сиди в своем кресле, и носа из-за чертежей не показывай! Да книжки умные читай, авось поймешь под старость лет. Дура, ей-богу дура!

Вацлав даже нисколечко не обиделся. Ведь искусство – вещь субъективная.

* * *

Подходило девять часов. Вацлав расселся на стульчике и, напевая песенку про кузнечика, готовился семь минут слушать приятности. Как вдруг…

Как вдруг появились люди в синих спецовках с большим кулем, завернутым в серую бумагу. Галина махала руками, будто прораб. Вира! Майна! Не туда, окаянные! Выше! Еще выше! Она кричала, люди в спецовках слушались. Распаковали, натянули лески, прибили к потолку гвоздики. С геометрической точностью был повешен новый шедевр и смотрел прямо на Вацлава своим желтым квадратным глазом.

Желтый квадрат. Желтый, как лимонная корка, и квадратный, как морды друзей-инженеров.

Вацлав опешил от такой наглости и хотел было воскликнуть: «Погодите! Что ж вы делаете!», но музей открылся, вошла первая группа посетителей. Сдавленный крик растаял в глотке. Галина продолжала улыбаться и говорить приятности.

Только вот Вацлаву было совсем не приятно. Неужто придется делить белый зал с какой-то непонятной желтой мазней? Нет уж, дудки! Вацлав стукнул себя в полую грудь и решительно топнул ногой.

Семь минут прошло. Публика поглядывала назад, словно ожидая чего-то особенного.