– Очень вкусно. Я еще не все доела, но Майк… В смысле, папа Эммы сказал, что он поставит остальное греться, пока я тут…
Макс снова кивнул.
– Майк – хороший парень… Они все хорошие люди, – добавил он.
Ханна кивнула и вывинтила болт из рамы велосипеда. Макс протянул ей гайку, которая к нему прилагалась, и она положила их на бетонный пол.
– Вы часто сюда ходите? – спросила она его. – В это кафе?
Макс бросил на нее взгляд, выражение которого она не смогла понять.
– Пожалуй, можно и так сказать. Это вроде как такое место, в котором оказываешься тогда, когда это тебе больше всего нужно.
Ханна промолчала, не зная, что ответить на такое заявление.
– Давай снимем шину и поглядим, что у нас тут, – проговорил Макс и положил на землю колесо. – Знаешь, как это делается?
Ханна отрицательно помотала головой.
– Я покажу, – сказал Макс. – Вдруг тебе еще когда-то придется этим заниматься?
Он попросил ее держать отвертку в одном положении, а сам взял вторую, и они вдвоем начали снимать шину с обода.
Глава 13
– Как дела, Кокосик? – спросил Майк у Эммы, когда она вошла в кухню.
Она улыбнулась. Сколько она себя помнила, отец называл ее этим прозвищем. Потому что, когда он впервые взял ее на руки, она была размером чуть побольше кокосового ореха – он всегда так говорил.
– Макс вместе с Ханной трудятся над ее велосипедом. Я сказала им, что поищу внутреннюю камеру, – она подмигнула отцу. – Кстати, а где она прячется?
– Кажется, Кейси говорила, что на полке под кассовым аппаратом, – ответил Майк и добавил с намеком: – Однако, возможно, искать ее придется долго.
Эмма кивнула.
– Я тоже так подумала. Что-то подсказывает мне, что между Максом и Ханной возникла некая связь.
– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Майк.
– Нервничаю немного. Но все будет нормально. Мы хорошо поговорили, пока она ела.
– О чем?
– О низшем и высшем мозге.
Майк усмехнулся.
– Помню-помню! У нас с тобой был точно такой же разговор.
– И не раз, и не два! – подхватила Эмма.
Майк пожал плечами.
– Низший мозг – это мощный код. Стоит разобраться, что он собой представляет, и потом переписывать его становится все проще и проще. Но чтобы до этого дойти, придется попотеть. К тому же мы тратим очень много энергии, оставаясь в режиме низшего мозга…
– Мы только по верхам прошлись, – уточнила Эмма. – Но, я думаю, мы еще вернемся к этой теме, если она захочет.
Майк кивнул.
– Твоя интуиция тебя пока больше никуда не направила?
Эмма помолчала.
– Мелькнула у меня пара идей… Но я не хочу перегружать Ханну. Я имею в виду, есть вещи, которые ты объяснял мне столько, сколько я себя помню, а мне все равно было трудно это усвоить. Впихнуть в нее их все за один раз – мне кажется, это чересчур.
– А что за идеи?
– Главная – «дай имя своему мозгу». А еще меня вдруг осенило, насколько быстро мы становимся кем-то иным.
Майк слушал и кивал.
– Как думаешь, почему именно «дай имя своему мозгу» главная?
Эмма пожала плечами.
– Я просто вспомнила, насколько мощной оказалась эта идея, когда я наконец стала ее понимать. В смысле, поначалу это казалось мне просто игрой.
– Тебе было, наверное, года четыре, может, пять, когда я впервые об этом рассказал, – заметил Майк.
– О, я этого не помню, – призналась Эмма.
– Правда? – удивился Майк, и в голосе его мелькнула нотка печали.
Эмма отрицательно покачала головой.
– Правда.
– Ты была ужасно расстроена, потому что в школе у тебя был особенный день, когда нужно было принести в класс любимую плюшевую игрушку. Я об этом не знал, а ты забыла. И когда я забирал тебя после уроков, ты была очень грустная, потому что все остальные дети принесли игрушки, а ты – нет.
– Не помню, – смущенно пожала плечами Эмма и улыбнулась.
– О да! Это было очень серьезное событие, – поднял палец Майк. – И мы обсуждали, чья это обязанность – помогать нам помнить о подобных вещах. Мы говорили о нашем мозге. И о том, что, может быть, когда наш мозг нам не помогает, нам нужно пообщаться с ним. Но ведь нельзя же разговаривать с мозгом, если мы не знаем его имени? А поскольку он его не называет, нам следует самим дать ему имя.
Он ностальгически вздохнул.
– И ты назвала свой мозг Бабочкой. И с тех пор, когда что-то шло не так, как ты хотела, или когда ты хотела обязательно что-то запомнить, ты разговаривала со своей Бабочкой и давала ей знать, чего от нее ожидаешь.
Эмма рассмеялась.
– Совсем-совсем не помню!
Майк пожал плечами.
– Вот с чего все началось. А что
Эмма задумалась.
– Когда пекла блинчики. У нас в кафе были гости, и я сказала, что хочу помочь приготовить им еду. Мне поручили замешивать тесто, и я одновременно мешала и смотрела телевизор. Ты напомнил мне, что для того, чтобы наши гости смогли позавтракать, полезно было бы призвать Бабочку к порядку, чтобы она сосредоточилась на замешивании.
Майк улыбнулся.
– А когда ты полностью осознала суть этой концепции?
Эмма еще немного подумала.
– Кажется, это было в том году, когда мы начали серфить на больших зимних волнах.
Я помню, как мне было страшно поначалу наблюдать, как накатывали те первые валы.