– Да, волна, которая ростом больше тебя, может очень сильно испугать, – согласился Майк.
– Ты ничего от меня не требовал, не давил, – продолжала Эмма. – И я уже была готова сказать, что хочу уплыть обратно на берег, а пробовать не хочу…
– Но ты не сказала, – заметил Майк. – Я помню тот день. Отличные были волны.
Эмма кивнула.
– К этому времени я уже поняла, что мы – не наш мозг и не наше подсознание. И ты уже несколько лет помогал мне применять технику диалога с Бабочкой, чтобы помочь успокоиться, сфокусироваться или что-то вспомнить. Просто в тот день мне казалось, что ставки намного выше.
Майк улыбнулся.
– И поэтому в тот день все встало на свои места?
– Не знаю, на самом деле. Помню, что я была в море и испытывала самый настоящий страх. А потом спросила Бабочку, чего она боится. И рассказала ей, чего боюсь я. После этого мы с ней вместе составили план действий и воплотили его в жизнь.
Эмма помолчала, улыбнулась.
– Я просто помню, что в тот день мои мысли и интуиция превратились в мощный поток! Как будто вместо того, чтобы остаться один на один со стихией, я получила доступ ко всем своим ресурсам одновременно. И к себе-думающей, и к той части, которая наблюдает за мной-думающей, и к своей интуиции, к мышцам… Каким-то образом сам акт разговора с Бабочкой все это соединил и синхронизировал.
Эмма задумалась. Посмотрела на отца.
– Кажется, до меня только сейчас дошло, но, наверное, это и был день, когда я полностью начала доверять этому методу. Я много лет наблюдала, как им пользовался ты. Мы собирались выходить из дома, и ты вспоминал о чем-то, что забыл, и благодарил за это свой мозг.
– Я называю его Софоклом, – вставил Майк с улыбкой.
Эмма просияла в ответ.
– Точно! Или мы отправлялись в приключение, и у тебя случалось интуитивное озарение, которое оказывалось очень важным, и ты говорил о своей внутренней дискуссии с Софоклом… И я думаю, что в тот день на больших волнах – именно тогда я по-настоящему ощутила, насколько мощным может быть этот метод.
Майк кивнул.
– Ну, мы оба обязаны этим знанием одному из посетителей нашего кафе. Если бы он не поделился этой концепцией со мной, я не смог бы научить ей тебя.
– А я не поймала бы озарение, чтобы поделиться им с Ханной!
– Именно. Ты знаешь, почему это может оказаться важным для нее?
Эмма покачала головой.
– Нет. Просто что-то подсказывает мне, что это важно.
– Тогда, наверное, так и есть.
Глава 14
– Родители будут о тебе беспокоиться? – спросил Макс Ханну, пока они трудились над шиной.
Она передернула плечами.
– Сомневаюсь. Особенно учитывая, что сегодня пятница.
– А при чем тут это?
– Пятница – день получки.
Макс покосился на нее.
– Это означает, что первым делом они заглянут в винный магазин, – пояснила она. – Пятница – день веселья. Деньги карман жгут. И так – пока не наступит вторник, когда до них дойдет, что денег больше не осталось, а впереди еще целая половина недели до новой получки.
– А как же продукты? – спросил Макс.
– Они ко вторнику тоже заканчиваются.
– И так каждый раз?
– Столько, сколько я себя помню.
Макс понимающе кивнул.
– С этим можно научиться справляться, – заверила его Ханна. – Когда я была маленькой, мне частенько доставались тумаки, если я говорила им, что хочу есть. Поэтому я начала прятать еду у себя в комнате, чтобы съесть ее ночью или приготовить днем, когда их не будет дома.
Она с вызовом посмотрела на Макса.
– Я уверена, что
Ну да, она сорвалась. Спустила собак на постороннего человека. И пожалела об этом почти сразу. И пары секунд не прошло.
– У меня родителей вообще не было, – тихо ответил он.
Услышав эти слова, Ханна замерла.
– Правда? – переспросила она, мысленно ругая себя за то, что сказала ему и как сказала.
Он развел руками.
– Правда. Я рос в приюте, пока мне не исполнилось пятнадцать. А потом сбежал. У меня никогда не было родителей.
– Извините, – пробормотала она, не найдя других слов. – Я не хотела…
– Не переживай, – прервал он ее. – Ты-то в этом не виновата.
Макс помолчал, искоса глядя на ее огорченное лицо.
– Кому-то всегда приходится тяжелее, чем тебе, девочка. Чем больше узнаешь жизнь, тем лучше это понимаешь. Я думал, хуже приюта и быть ничего не может. Но на свете есть множество детей, которые живут на улице с четырех-пяти лет, – он пожал плечами. – Всегда найдется кто-то, кому хуже, чем тебе. Я думаю об этом всякий раз, когда меня одолевает желание пожалеть себя.
Они некоторое время работали молча.
– С этим заведением точно все нормально? – спросила Ханна спустя пару минут, мотнув головой в сторону кафе. У нее почему-то возникло ощущение, что Макс – такой же аутсайдер по жизни, как и она сама. Что он непременно скажет ей правду.
– Угу, – хмыкнул он. – Не просто нормально – гораздо лучше. Они хорошие люди. Все, как один.
Ханна приняла этот ответ без сомнений.