Причиной выхода коллективизации за рамки планируемых темпов уже на начальной стадии была победа бедняка над кулаком в ходе внутридеревенского противостояния, а местные органы власти повсеместно использовали первую волну коллективистского энтузиазма неопытных активистов в своих политических целях. Развернувшееся соревнование между губерниями и краями за темпы сплошной коллективизации стало для власти неожиданностью. Таким образом, модель коллективизации была сломана снизу, она рухнула.
Насытить колхозы техникой и кадрами, превратить их в зримо более эффективные, чем кулацкие, хозяйства и затем, опираясь на них, вобрать в них массу середняков возможности не было. Исчезла и возможность быстро создать новый район крупнотоварного совхозного производства в Заволжье и подстраховать хлебом оттуда социальную трансформацию. Внутридеревенская борьба пошла своим путем, а местная власть в разных регионах и с разным успехом подстроилась под нее.
Итак, колхозы не получили ожидавшейся техники и господдержки, тогда как товарное производство в хозяйствах кулаков уже было подорвано. Середняк также сократил производство. Вместо положительного эффекта колхозы дали эффект отрицательный. Кулак развернул ответный удар по бедняку, используя те же легальные каналы социальной активности, которые ранее успешно работали на бедняка: собрания разного уровня и т. д. Ответом на это стало откровенное насилие. Гражданскую войну остановить было невозможно: она и развернулась в виде нескольких волн раскулачивания, заодно уничтожив священников и их семьи, а также любых потенциальных политических противников советской власти.
Главным ударом по деревне стали забой скотины, уничтожение колхозного имущества, воровство, некомпетентные управленческие решения неопытных руководителей коллективных хозяйств, массовая некачественная работа в колхозах. Эти проблемы можно было бы решить в условиях плавной, управляемой государством коллективизации, как это изначально и предполагалось. Так, например, это произошло в Западной Белоруссии и Прибалтике, в Восточной Европе после Второй мировой войны, но в СССР коллективизация вырвалась из-под контроля власти на начальной стадии и развивалась не как глубокая хозяйственная реформа, а как революция в деревне.
Зимой 1929–1930 годов развернулась первая волна сплошной коллективизации. Однако коллапс от массового уничтожения крестьянами скота и орудий труда уже к весне стал столь очевидным, что Сталин дал сигнал к откату. Весной 1930 года центральная власть, оценив негативные последствия коллективизации и угрозу большого голода, дала разрешение на выход из колхозов и уменьшила степень обобществления хозяйства в них. Статья Сталина «Головокружение от успехов» привела к массовому выходу из колхозов крестьянства по всему СССР. У колхозников увеличились личные «подсобные» хозяйства, гарантирующие выживание семьи, очертилась грань эффективности управления крупным хозяйством по сравнению с частным. Но новая волна коллективизации была неизбежна.
Осенью 1930 года коллективизация возобновилась. Она проходила более планово, менее утопично и более жестоко. Раскулачивание приняло характер сплошного насилия: физически уничтожали или выселяли в малопригодные для жизни места целую социальную группу. Именно в это время, в 1929–1931 годах, кулачество в деревне было уничтожено «как класс». Без этой волны насилия кулак в деревне, отразив удар сплошной коллективизации, окреп бы и перешел к новому наступлению на социалистический полюс деревни. Кроме того, кормить города все равно было необходимо, а обеспечить это могло только крупное хозяйство. Либо кулацкое фермерское, либо коллективное.
Раскулачивание выполнило свою основную задачу: деревня лишилась организованного ядра носителей «антисоциалистических» ценностей, угроза масштабной гражданской войны в стране отошла на второй план. Одновременно успех культурной революции усилил бедняцкий полюс, в основном за счет молодежи. Однако промышленность не могла обеспечить колхозы в масштабе страны необходимой техникой, а сами колхозы на руинах хозяйства деревни не могли обеспечить быстрый рост производства.