Новая игра

— А теперь слушай дальше, — с прежней суровостью продолжала Ерофеевна. — Если думаешь уйти, то ошибаешься. Вот так, Фрол.

— Как это — не смогу? — перебил Кузнец. — Это почему? Кто мне помешает? Вы — уходите… Тогда… кто? Змеи?

— В которых ты только что не желал верить, — усмехнулась Ерофеевна. — В общем, про Терминал можешь забыть. Считай, что его в природе не существует. Отсидеться, кстати, тебе тоже не удастся. Когда наступит Ахау, не поможет никакая личная сила… Вот так, соседушка. Вот так. — Она поднялась, коротко вздохнула и подошла к окну. — А теперь думай давай, как тебе жить дальше.

По ту сторону драгоценного стекла зеленел строгий английский парк. Ни бурьяна, ни крапивы, ни яблонек-дичков… Тоска.

— Задала ты мне задачу, соседка… — понурился Кузнец, собрал в горсть завитую, почти ассирийскую бороду. — Напоследок-то… Получается, куда ни кинь, всюду клин…

Даже сквозь пудру было видно, какая бледность залила холёные щёки. Жил не тужил — и вдруг гром среди ясного неба. И всё катится прямо в тартарары…

— Ну что же вы всё-таки за твари такие, люди! — неожиданно разозлилась Ерофеевна. — Его миру скоро Канкин, а он только о своей персоне и беспокоится! Слышь, ты, Туз хреновый! — неожиданно придвинулась она, глаза сделались как уголья. — У тебя ещё есть время! У тебя и у всех ваших! Вам многое дано, но и спросится сторицей, потому что законы космоса неумолимы. Так действуйте! Уйти, повторяю, вам не удастся, отсидеться тоже. Значит, деритесь! До победы или до смерти, третьему не бывать. Давай собирай колоду, начинай игру. Туз ты или нет? Тем паче Джокер и Большой Марьяж уже есть. Ну и так, ещё кое-кто по мелочи…

— Да, соседка, законы неумолимы… — вжался в спинку кресла Кузнец. Потом спросил: — А что за Джокер? Из какой колоды? Какой-нибудь «болван»?[136]

— Сам ты, сосед, болван, — хмыкнула Ерофеевна. — Джокер Божией милостью. Полный, коренной, тройной раздачи, нетасованный… С таким, уж поверь мне, игру начинать не стыдно. В качестве бонуса добавлю ещё Меч Силы. Мне он там, — показала она рукой куда-то налево, — всё одно без толку. А вам здесь уж верно пригодится. А то ведь Змеи горазды, и весьма…

В это время совсем рядом страшно щёлкнуло, клацнуло, захрипело. Сработал механизм, и огромные, в рост человека напольные часы, помнившие Дантона с Робеспьером, начали басовито отбивать час. Тут же откликнулся каминный «Мозер» и заиграл менуэт, музы у его циферблата поплыли в хороводе.

— Ого, летит время, — встрепенулась Ерофеевна. Надела шапку и посмотрела на Кузнеца. — Ну вот и поговорили. Надеюсь, не без толку. Давай, что ли, желанный, веди меня на выход. Наворотил, понимаешь, хоромы! Не дом, а Минойский Лабиринт.[137] И как только не раскулачили? Небось пришли да и заблудились, а ты их Минотавру скормил?

— Прошу… — Кузнец предложил Ерофеевне локоть, и они пошли через анфиладу комнат назад. Вызванивали шпоры, породисто шелестели меха, мерно цокали серебряные подковки о мрамор, бронзу и порфир…

— Ну вот, сосед, и всё. Пути наши здесь расходятся, — с улыбкой сказала Ерофеевна, значительно кивнула и подала, сверкнув перстнями, ухоженную руку. — Может, увидимся ещё, а может, и нет… О космосе думай. И меня лихом не поминай.

— Доброго пути, — поцеловал царственную руку Кузнец, тяжело вздохнул и поднял подозрительно заблестевшие глаза. — Мне будет не хватать тебя, соседка. Правда… Без тебя… Ну ладно, с Богом, иди уже, что ли, иди…

И Ерофеевна пошла. Гордая, величественная, прекрасная. Спустилась с крыльца, и бесценная шуба сменилась фуфайкой, горлатная шапка — ветхим платком, старушечьи ноги снова обулись в безразмерные «говнодавы». Сгорбленная бабка заковыляла через двор — бурьян, лебеда, яблони-дички…

Кузнец смотрел ей вслед сквозь стекло.

«Значит, держишь меня, Туза по статусу, за полного дурака? Сказочками про ужасных Змеев пугаешь? Уж с кем, с кем, а с рептами я знаком. Очень хорошо знаком… А с другой стороны — законы космоса в самом деле не шутка. Личной силы пока хватает с лихвой, но она, увы, не вечна, и когда-нибудь придётся отвечать. А там условных сроков не бывает и на поруки вряд ли возьмут. Как отвесят крайнюю меру — и привет. Да ещё шпага эта дурацкая, как в заду заноза, покороче сделать не могли… — Он вытащил бретту из лопасти, отшвырнул на кресло. Следом полетел напудренный парик. — Правда в том, что не надо складывать все яйца в одну корзину. Договор с рептами — дело хорошее, но не помешает и запасный вариант. А то возьмут действительно да оставят ни с чем… кроме испорченной кармы, за которую потом ещё придётся расплачиваться. Так что послушаем старую ведьму, только проследим, чтобы от нас не убыло…»

Кузнец скинул надоевшую перевязь и подошёл к камину. Там на мраморной полке среди милых антикварных вещиц стоял телефон. Красный, пластмассовый. Вместо диска или кнопок на нём красовался герб СССР.

Лето 1942-го. Наше дело правое