Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Венгерская хроника конца XII века «Деяния венгров» подробно описывает поход через «русскую землю» на пути в Паннонию. Согласно лишенному хронологической привязки изложению «Деяний венгров» (которые некоторые скептически настроенные историки называют «рыцарским романом»), венгры под предводительством верховного вождя Альмоша (ок. 825 — ок. 895) разгромили объединенные войска рѹси и половцев («kunok», которые появятся в этих краях только в XI в.) и взяли с Киева богатый выкуп. Нельзя исключить, что какая-то поздняя волна переселявшихся с левого берега Днепра венгров и правда осадила Киев, но в целом венгры — как подданные каганата или самостоятельная конфедерация племен — в середине IX века перестают влиять на жителей лесостепной зоны Приднепровья. Очевидно, до раскола 830-х гг. именно через территорию обитания венгерских племен осуществлялась власть Хазарского каганата над сопредельными землями северян и даже полян, поэтому уход венгров и части хазар к Южному Бугу создал временный вакуум в степной зоне вокруг Днепра. Этим могли поспешить воспользоваться пришельцы из Новгорода, распространяя свою власть на землях, которые Хазария не могла больше эффективно контролировать.

Есть и третий аспект, связывающий между собой два обстоятельства: прекращение поставок серебра по Волге через Хазарию и уход венгров из донских и причерноморских степей. Одной из причин, по которым венгерские племена тронулись на запад, было давление новых переселенцев из-за Волги: тюркских кочевников-печенегов, первое столкновение с которыми у венгров происходит не позднее 854 г. К 882 г. печенеги добираются до Крыма. (Самоназвание печенегов — тюрк. бачанак, беченег — «муж старшей сестры», указывает на архаично-родовую организацию племени.) В отличие от венгров, признавших власть хазар на два столетия, печенеги были настроены воинственно и враждебно к каганату, захватывая пастбища и уничтожая встречающиеся на пути города в Придонье и на Таманском полуострове. Где-то в промежутке между этими датами (854 и 882 гг.) печенеги переправились через Волгу, кочевали в непосредственной близости от нее и, вполне вероятно, полностью блокировали транзитную торговлю через Хазарию.

Таким образом, что бы ни было первично — экспансия рѹси в Приднепровье после ухода венгерских племен, торговая блокада со стороны хазар или временное нарушение этой торговли печенегами — складывается новая ситуация, когда кризис Волжско-Балтийского пути заставляет изменить конфигурацию Рѹськой земли. Летописец ничего не говорит об избирательном интересе варяжских князей к собиранию именно славянских племен — напротив, даже в XII веке он подчеркивает, что славяне являлись лишь одним из элементов «Рѹси»:

А на Белом озере сидит весь, а на Ростовском озере — меря, а на Клещине озере сидит также меря. А по реке Оке — там, где она впадает в Волгу, свой народ — мурома, и черемисы — свой народ, и мордва — свой народ. Вот кто только славянские народы на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане...

При этом о славянах говорится: «Все эти племена имели свои обычаи, и законы своих отцов, и предания, каждое — свои обычаи.» Отношения между славянскими племенами могли быть и весьма конфликтными («стали притеснять полян древляне и иные окрестные люди»). Так что неверно представлять консолидацию территорий под властью киевского князя как объединение славянских племен.

Впрочем, сам язык «племенной» организации населения Северной Евразии, используемый летописцем и принятый позднейшими историками, может вводить в заблуждение. Родовые связи — вплоть до крайне расширенных, почти абстрактных линий родства в дальней степени — были наиболее естественным принципом первоначальной социальной организации. (Достаточно вспомнить самоназвание печенегов, которые не нашли другого основания для выделения из среды тюркоязычных огузских кочевников, как собственная родовая иерархия). Однако понятно, что когда «племя» населяет территорию в десятки тысяч квадратных километров и насчитывает десятки тысяч членов, внутреннее единство этого человеческого коллектива, в том числе способность к солидарным политическим действиям (включая военные), является весьма условным. Особенно это касается оседлых земледельцев лесостепной и тем более лесной зоны, которые физически лишены мобильности, необходимой для общих сборов — в отличие от кочевников, которые время от времени могут довольно оперативно собираться у ставки старейшины рода.