Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

И сказал Владимир: «Это плохо, что мало городов вокруг Киева». И стал ставить города на Десне, и по Остру, и по Трубежу, и по Суле, и по Стугне. И стал набирать мужей лучших от славян [«словенъ»], и от кривичей, и от чуди, и от вятичей и ими населил города, так как была война с печенегами.

При этом Владимир вполне ясно отдавал себе отчет в существовании самой проблемы племенной (языковой, культурной, религиозной) разницы.

Религия и культура

На каком языке говорил князь Владимир? Ответ будет зависеть, очевидно, от уточняющего вопроса — с кем именно? С киевскими старейшинами-полянами, с новгородскими словенами или с приютившим его норвежским ярлом? Нет сомнений, что по крайней мере с этими людьми Владимир говорил без переводчика-толмача, но для жителей новгородской земли (в которой почти десять лет княжил Владимир) актуальным было также знание языка финской чуди, а северцы и поляне регулярно взаимодействовали с южными соседями: хазарами, венграми, позже — печенегами. Описывая первую осаду Киева печенегами в 968 г., летописец рассказывает о том, каким образом удалось подростку («отроку») проникнуть через лагерь печенегов, чтобы привести помощь с другого берега Днепра:

И сказал один отрок: «Я смогу пройти». Горожане же обрадовались и сказали отроку: «Если знаешь, как пройти, — иди». Он же вышел из города, держа уздечку, и прошел через стоянку печенегов, спрашивая их: «Не видел ли кто-нибудь коня?». Ибо знал он по-печенежски, и его принимали за своего.

Нельзя забывать и о том, что сотни рѹських купцов проживали одновременно в Константинополе, туда отправлялись посольства, так что греческий язык был также достаточно распространен. Принявшая христианство княгиня Ольга, бабка Владимира, вероятно, владела греческим.

Поэтому нет ничего удивительного, что внук князя Владимира, Всеволод Ярославич (1030−1093), по свидетельству его сына, «дома сидя, знал пять языков» (то есть не покидая своей страны). По предположению историков, кроме славянского, речь могла идти о шведском (скандинавском, языке его матери), греческом (языке жены), половецком и, возможно, английском (языке невестки — хотя для занимавшего почти два десятилетия стол ростовского князя Всеволода финский язык местного населения мери был гораздо актуальнее). Еще в середине IX века члены конфедерации славянских и финских племен вдоль Волжско-Балтийского торгового пути настолько хорошо понимали друг друга, что смогли договориться о приглашении общего князя. Спустя тысячу лет в этих краях по-прежнему было принято говорить: «он (она) не говорит на трех языках», имея в виду, «что человек может худо-бедно изъясняться на трех языках». Многоязычие населения и пористость племенных границ были нормой в Северной Евразии вплоть до распространения национальных государств в начале ХХ века, что существенно облегчало спонтанные процессы социальной мобильности, но затрудняло установление централизованной государственности.

Очевидно, Владимир прекрасно осознавал эту проблему: первым его действием после захвата Киева, согласно летописцу, было установление пантеона языческих божеств, представлявших верования разных племен Рѹськой земли:

И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса и Даждьбога, и Стрибога, и Симаргла и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами…

Уже сама идея пантеона являлась необычной, крайне избирателен был и его состав. Из древнейшего (индоевропейского) пласта славянской мифологии, уходящего корнями в I тысячелетие до н.э., в пантеон Владимира попал Перун — громовержец и покровитель боевой дружины, почти идентичный по имени богу-громовержцу балтов (ср. лит. Perkūnas, латыш. Pērkons). Также в пантеон была включена Мокошь — славянская богиня, покровительница женщин; Даждьбог — общеславянский бог солнца и плодородия; Стрибог — ветер или, по некоторым интерпретациям, Небо-отец.