Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Принятие монотеизма как духовной системы, основанной на книжном знании, привело к распространению и даже институциализации грамотности на общем для всех земель языке книжного церковно-славянского языка:

И по другим городам стал ставить церкви и определять в них попов и приводить людей на крещение по всем городам и селам. Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих плакали о них, ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых.

Осваивавшие новый — универсальный — культурный канон дети «лучших людей» местных племен теряли связь с местными особыми традициями, «умирали» для них, участвуя в формировании новой культуры и новой — общей — традиции.

Это не означало, что прежнее разнообразие земель и племен было нивелировано и преодолено с распространением христианства: такое впечатление складывается только у тех, кто воспринимает немногие сохранившиеся литературные тексты той эпохи, создававшиеся в узкой прослойке культурной элиты, за представительный портрет духовного мира всего населения Рѹськой земли. Сформированное под влиянием литературных текстов эпохи представление о том, что все это население разговаривало на общем древнерусском языке, подобно предположению о том, вся средневековая Европа разговаривала на латыни (коль скоро книжники писали только на латыни). Неписьменные культурные традиции и местные языки различных славянских, финских, балтских, иранских и пр. племен сохранялись и продолжали развиваться, но параллельно нарастало общее культурное пространство надплеменной универсалистской культуры восточного христианства. Не отменяя необходимость владения «по крайней мере тремя языками», это новое общее культурное поле создавало совершенно новый контекст для развития политических форм.

Организация княжеской власти

Едва захватив власть в Киеве, Владимир предпринимает серию походов, во многом повторяющих маршруты его отца Святослава. Однако даже по скупой информации летописца очевидна разница между двумя правителями: Святослав грабил добычу для дружины, Владимир пытался подчинить земли.

Так, в 981 г. «победил Владимир и вятичей и возложил на них дань — с каждого плуга, как и отец его брал». Действительно, 15 лет назад «Вятичей победил Святослав и дань на них возложил» — но отчего-то Владимиру пришлось их заново покорять. Более того, на следующий (982) год «Поднялись вятичи войною, и пошел на них Владимир и победил их вторично». Впервые — со времен попытки древлян сбросить даннические отношения после смерти князя Олега в 913 г. — в летописи рассказывается о восстании подчиненного народа. Выступление вятичей через год после похода на них означает, что Владимир пытался заставить вятичей признавать власть Киевского князя и выплачивать дань на регулярной основе. Святослав же никогда больше не вернулся в землю вятичей после разового набега — но и не создал механизма удержания их в подчинении в свое отсутствие.

Та же логика прослеживается в походах Владимира на Волжскую Булгарию и Хазарию. Описание похода на булгар 985 года прямо отвергает предположение о грабительской цели экспедиции: Святослав был бы поражен, узнав, что сын его отказывается от идеи обложить данью народ, показавшийся ему слишком богатым!

Пошел Владимир на болгар в ладьях с дядею своим Добрынею, а торков привел берегом на конях; и так победил болгар. Сказал Добрыня Владимиру: «Осмотрел пленных колодников: все они в сапогах. Этим дани нам не платить — пойдем, поищем себе лапотников». И заключил Владимир мир с болгарами, и клятву дали друг другу, и сказали болгары: «Тогда не будет между нами мира, когда камень станет плавать, а хмель — тонуть». И вернулся Владимир в Киев.

Вместо разорения Булгарии Владимир заключает с эмиром договор (и серьезно размышляет о принятии ислама). По договору 1006 года купцы обеих стран получали возможность свободной торговли в соседних землях. В 1024 г. именно к булгарам обратились голодающие жители верховий Волги:

Был мятеж великий и голод по всей той стране; и пошли по Волге все люди к болгарам, и привезли хлеба, и так ожили.