Новая имперская история Северной Евразии. Часть I

Согласно летописи, Рюрик был приглашен на княжение конфедерацией славянских и финских племен, а сам Владимир Святославич был приглашен новгородцами, которые просто потребовали от его отца Святослава Игоревича предоставить им кандидата — представителя княжеского рода. Приглашения князей вечем отмечаются и в последующий период, в разных частях Рѹськой земли, в том числе и в Киеве в XI и XII вв. Это может показаться даже удивительным, поскольку приглашение предполагает превышение «предложения» над «спросом», когда существуют вакантные княжеские столы и городская община выбирает наиболее подходящего для себя кандидата из нескольких. Однако к началу XI в. процесс «окняжения» Рѹськой земли в целом завершился, князья имелись в каждом городе и старались сохранить свою власть или передать ее по наследству. То, что институт приглашения князя не исчезает в этот период, лишний раз доказывает силу веча как выразителя политической воли городской общины, с которой князьям приходилось считаться.

Передача власти князя по наследству не являлась автоматической процедурой — наследственная монархия не существовала в Рѹськой земле. В тех случаях, когда власть передавалась без конфликта близкому родственнику, прослеживается обязательность согласия на эту передачу со стороны дружины и городской общины — причем последняя имела решающее слово. Известные прецеденты включали в себя передачу княжества дяде, брату, сыну, племяннику. Нередко наследник являлся соправителем князя — де факто или официально (как, видимо, было в случае княгини Ольги и Святослава Игоревича). Во всяком случае, главный кандидат на очередное «приглашение» был уже на месте, известен дружине и общине, и если у них не было особых возражений, его «прославляли» (в случаях, когда князь приглашался со стороны, его «принимали»). Впрочем, лишь полоцким князьям удалось передавать власть внутри семьи на протяжении около полутора столетий (с 987 по 1129 гг.), сформировав обособленную династию. В остальных городах, даже если правитель договаривался о согласии дружины и веча на кандидатуру преемника, в дело нередко вмешивался один или несколько претендентов на княжеский стол со стороны.

Дело в том, что кандидатов на княжеский стол действительно было больше, чем имеющихся вакансий, и чем престижнее было место, тем больше претендентов заявляло на него свои права. Предводители общины воинов — дружины, князья проводили между собой своеобразные «праймериз» (отбор главного кандидата) по своим правилам, прежде чем претендовать на признание своих притязаний на власть со стороны веча. Собственно, военное мастерство и решительность и являлись одними из главных критериев годности князя, поэтому городские общины принимали победившего князя, не просто подчиняясь силе — но признавая его княжеские достоинства. Описанная в прошлой главе история противостояния сыновей киевского князя Святослава Игоревича является классической иллюстрацией стратегии завоевания как сочетания «рутинного» политического процесса и «чрезвычайной» формы военного противостояния. Ключевой характеристикой этой стратегии являлось применение насилия в достаточно четких рамках: оно не должно было затрагивать город, его обитателей и их имущество. Соперники встречаются в чистом поле, чтобы померяться силами. В случае затянувшейся осады города осажденный должен выйти на бой или на переговоры (так и был убит княживший в Киеве сводный брат Владимира Святославича Ярополк). Заняв город, Владимир не только не позволяет разграбление города своим воинам (как и многие князья в последующие десятилетия), но даже отказывается собирать обещанную дружине контрибуцию и спроваживает своих варяжских соратников в Византию. К XII в. убийство соперника перестает восприниматься как обязательное условие победы, и военное поражение само по себе становится достаточным основанием для отказа от притязаний на княжеский стол.

Параллельно с такими «политическими» войнами, представлявшими собой в значительной степени ритуализированный процесс предъявления претензий на власть, князья совершали опустошительные набеги на чужие княжества, разоряя округу и уводя в плен жителей (такие случаи участились во второй половине XI в.). Разграблениям подвергались даже монастыри и церкви. Такие грабительские набеги также имели политические последствия, поскольку подрывали авторитет князя, не сумевшего защитить население края от захватчиков, и ослабляли соперничающее княжество. Однако при этом законность претензий на власть завоевателя в разоренном городе оставалась сомнительной как в глазах других князей, так и с точки зрения обитателей города: собственный князь являлся внешней силой по отношению к городской общине, но эта сила не могла быть откровенно враждебной и «оккупационной».