Члены «Народной воли» и те, кто им сочувствовал, внесли самую значительную лепту в складывание специфической российской культуры современного политического террора. Народовольцы создали продуманную подпольную организационную структуру, и самое серьезное внимание уделили контролю над интерпретацией своих действий в общественном мнении. Они использовали религиозную риторику самопожертвования за веру для оправдания терроризма, адаптируя таким образом свои поступки к христианскому моральному канону (вместо того, чтобы публично пропагандировать альтернативную революционную мораль). Резонанс от практической террористической деятельности «Народной Воли» неотделим от ее функционирования как медиа-феномена. Публикация одноименной газеты и воззваний, а также художественных произведений разных жанров (рассказов, поэзии, беллетризованных воспоминаний и писем) создавала убедительный нарратив самооправдания революционного насилия. В результате, террористы получали моральную поддержку даже в среде умеренно-либеральной и умеренно-демократической образованной публики. Значение этой поддержки трудно переоценить, учитывая, что до конца XIX века «крестьянский народ» воспринимал народнический террор без энтузиазма.
Первое террористическое покушение, ставшее полноценным медиа-событием, состоялось в 1878 г., еще до формального раскола «Земли и Воли». Его совершила участница группы Вера Засулич (1849−1919), а жертвой был избран петербургский градоначальник Федор Трепов (1812−1889). 24 января 1878 г. Засулич стреляла в него и ранила прямо в его рабочем кабинете. Как она объясняла в суде, покушение было местью за приказ подвергнуть унизительной процедуре сечения розгами содержавшегося в доме предварительного заключения студента-революционера Боголюбова, арестованного за участие в демонстрации молодежи на площади у Казанского собора в Петербурге. Символический эффект покушения Веры Засулич по своему масштабу намного превзошел непосредственный результат теракта (тем более что Трепов выжил). Благодаря нему и последующему судебному процессу в среде интеллигенции возник настоящий культ террористов.
Суд над Верой Засулич стал образцовым медиа-событием по стандартам своего времени: никогда еще суды не привлекали столь многочисленную и разнообразную публику. Уже на стадии подготовки процесс сопровождали самые невероятные слухи, а ход разбирательства подробно освещался в российской прессе. Адвокат Засулич, Петр Александров (1836−1893), произнес блестящую речь, которая заняла почетное место в анналах русской революционной литературы. Она заканчивалась прямым обращением к присяжным: «Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратила возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок». Вопреки ожиданиям властей, присяжные оправдали террористку и целиком приняли версию защиты, представившей нападение как акт гражданского самопожертвования. Раненный в грудь Трепов подал в отставку, а Засулич, справедливо опасаясь повторного ареста, бежала из России в Швейцарию сразу после суда.
Важнейший вклад в дальнейшее развитие мифа о жертвенном революционном терроре принадлежит соратнику Засулич, Сергею Степняку-Кравчинскому (1851−1895). Он создал важнейший текст российского революционного радикализма: сборник литературных портретов террористов конца XIX века «Подпольная Россия» (1882), давший имя целой революционной контркультуре. Кравчинский объяснил непосвященным, что Засулич «вовсе не была террористкой. Она была ангелом мести, жертвой, которая добровольно отдавала себя на заклание, чтобы смыть с партии позорное пятно смертельной обиды». В «Подпольной России» Степняк-Кравчинский создал канон изображения радикальных революционеров в поэтике христианской мифологии и романтического героизма. Все персонажи Кравчинского носили «терновый венец». Да и сама Вера Засулич признавала в мемуарах: «Не сочувствие к страданиям народа толкало меня в ‘стан погибающих’. Никаких ужасов крепостного права я не видела…» В юности она читала литературу «о подвигах», относя к ней и Евангелие. Она часто цитировала строки своего любимого поэта, издателя журнала «Современник» Николая Некрасова: «Есть времена, есть целые века, когда ничто не может быть прекраснее, желаннее тернового венка».
Еще одна революционная героиня и член «Народной воли», Вера Фигнер (1853−1942), объясняла свой приход в радикальную политику воздействием учения Христа, из которого она вынесла, что «самопожертвование есть высшее, к чему способен человек». Решение присяжных по делу Засулич и энтузиазм образованного российского общества по этому поводу продемонстрировали широкую готовность принять и оправдать террористическую политику как самопожертвование во имя высших идеалов, как священную и бескорыстную месть от имени молчаливой и пассивной нации.