Новая имперская история Северной Евразии. Часть II

принять от нас, яко от верных своих подданных, во благодарение титул Отца Отечествия, Императора Всероссийского, Петра Великого, как обыкновенно от Римского Сената за знатные дела императоров их такие титулы публично им в дар приношены…

Своеобразное отношение Петра к этой войне как школе «европеизации» (в большей степени, чем как к возможности осуществить обширные завоевания) подчеркивает значение принятия им императорского титула: это скорее заключительный шаг в направлении «европейской нормализации» и «перевода», а не проявление новых (по сравнению с аппетитами Московского царства) империалистических претензий. По словам самого Петра, «Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно, но наша школа троекратное время была. Однако ж, слава Богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно…» Поэтому Петр и не совершал дополнительную коронацию как император, а «просто» принял новый титул как эквивалент прежнего, царского, только проясняющий его истинное значение.

Возможно, удивительная нерациональность основания Санкт-Петербурга в 1703 г. на болотах в дельте Невы, подверженной регулярным наводнениям и затоплениям, а затем и объявление его столицей в 1712 г., связано с желанием Петра обосновать свои претензии на имперскость. Иррациональное упорство вообще не характерно для деятельности Петра I: многие его решения могли оказываться в итоге контрпродуктивными или вовсе губительными, но они всегда преследовали конкретную и рациональную тактическую цель: разбить врага, пополнить казну, собрать войско и т.п. Почти все его поступки вписываются в логику камералистского мышления и политической культуры абсолютизма. На этом фоне перенос столицы в небольшую крепость на болотах, на территории другой страны (эти земли отошли к России только по мирному договору 1721 г.), в разгар войны с неясными перспективами кажется безумным капризом. Ежегодно на строительство города сгонялось до 30 тысяч работников (в основном крепостных крестьян), которые работали по два-три месяца, сменяя друг друга. Мобилизация этих временных трудовых армий обременяла и помещиков, отпускавших крестьян, и казну: труд строителей Петербурга оплачивался по стандартным расценкам в один рубль в месяц. Смертность на строительстве могла достигать 1% (вероятно, в рамках нормы того времени) — во всяком случае, археологических свидетельств массовых захоронений строителей до сих пор найти не удалось. С 1717 г. строителей стали набирать по вольному найму, для чего собирали по 300 тысяч рублей в год специальным налогом.

Однако в этом финансовом, инженерном и географическом «безумии» мог быть прямой политический расчет: согласно распространенным представлениям, «империя» тесно связывалась с обширными завоеваниями и подчинением чужих династий и государств. Но какие «имперские» завоевания мог предъявить Петр I? Победа в Полтавской битве 1709 г. имела действительно важное стратегическое значение, но она была одержана на территории, которую Петр считал частью своего царства. Захват Ливонии, а тем более соседних малозаселенных земель не шел ни в какое сравнение с завоеваниями правившего в это время во Франции Людовика XIV — который, между тем, оставался «простым» королем и не претендовал на императорский титул. В лучшем случае, власть царя распространялась на герцогов южнобалтийских земель — император же должен был повелевать королями. Шансов подчинить Шведское королевство России было немного, но перенос собственной столицы на окраину чужого королевства производил почти такой же эффект, как захват столицы Швеции: теперь Стокгольм оказывался на периферии новой столицы России (перенесенной на бывшую периферию Швеции).