Новая имперская история Северной Евразии. Часть II

С другой стороны, неожиданное объявление конституционного режима без всякой конкретизации упоминавшихся в манифесте новых принципов и правовой основы их осуществления вызвало шок, и гораздо более сильный, чем опасался Витте. Вплоть до октября 1905 г. в протестных акциях — забастовках, студенческих демонстрациях, вооруженных акциях боевиков — принимало участие относительное меньшинство городского массового общества: вероятно, не более 10-25% даже в самые драматичные моменты, в самых крупных индустриальных центрах. Остальные многие месяцы жили под двойным прессом невысказанного недовольства и растерянности, вызванных не только действиями правительства, но и экономической разрухой, резким всплеском насилия, неопределенностью будущего. Манифест 17 октября (ставший известным за пределами столицы 18 и даже 19 октября) произвел эффект разорвавшейся бомбы. По многочисленным свидетельствам, местные обыватели и власти восприняли манифест как победу революции, смысл которой все понимали по-разному — вплоть до объявления республики и роспуска государственных органов. Начались стихийные массовые празднования, во многих городах фактическая власть переходила в руки городских дум, растерянные губернаторы отзывали с улиц полицию, на смену которой выходила добровольческая народная милиция.

Для тех, кто пережидал беспорядки 1905 г. как стихийное бедствие, объявление манифеста показалось крушением всего привычного социального строя, чреватого обобществлением собственности, потерей социального статуса, сменой культурного кода (включая умаление религии). Только если прежде эти опасения не находили выхода, поскольку переживались каждым индивидуально перед лицом массового протеста, то теперь вдруг у растерянных горожан появился свой координирующий центр. Всеобщее признание манифеста 17 октября восстанавливало утраченную было роль даровавшего его императора и правительства как реальных источников власти. Теперь можно было открыто выступить в защиту своих интересов не против вооруженных революционеров, а в поддержку законной власти. Впервые возникла ситуация, чреватая гражданской войной, когда разные группы населения не просто расходились в своих стремлениях, а вступали в прямой конфликт из-за различных взглядов на желательную политику центральной власти.

В ответ на революционные празднования по всей Российской империи 18-22 октября прошли «патриотические» демонстрации, выражавшие поддержку Николаю II и прежним политическим ценностям. Часто они организовывались при участии местных властей, однако многочисленность и энтузиазм демонстрантов свидетельствовали о том, что у значительной части городского массового общества, прежде безмолвно наблюдавшей за событиями, появилась возможность и желание заявить о себе. Публикация манифеста 17 октября не остановила, а лишь переформатировала «восстание масс». Во многих случаях патриотические манифестации перешли в городские восстания, которые в то время неизменно называли еврейскими погромами — даже там, где еврейские общины были незначительны и основными жертвами были не евреи, а (как в Казани) русские участники революционной милиции.