Новая инквизиция

А может, это Фикус все делал сейчас медленно — медленно вдыхал, медленно выпускал воздух сквозь окровавленные губы. Рука так же медленно поползла к карману, надолго исчезла в нем, вернулась обратно — с зажатым ножом. Гул в разбитой голове исчез. Тошноты не было, головокружения тоже. Пожалуй, Фикус мог бы продолжить столь неудачно начатую схватку, если бы не боль в паху. Но и она утихала.

Гадина не обращала на него внимания, снова исчезнув из видимости. Хотя была рядом — за стеной что-то с шумом обрушилось, что-то другое со звоном разбилось, а что-то третье регулярно и громко долбилось во что-то четвёртое…

Он не анализировал эти звуки. Решил: пора! — и стал подниматься. Перевернулся на живот, потом встал на четвереньки… Было неудобно, прокушенная рука скользила по залитому кровью паркету, а во второй был нож — но Фикус не решался выпустить трехцветную наборную рукоять даже ненадолго. Он боялся бешеную тварь (никогда не признавшись бы в этом), и страх этот родился вчера, во время драки на улице.

Припадок… — чуть растерянно подумал Фикус, остановившись в дверях прихожей. Тело гниды выгибалось крутой дугой, опираясь лишь на пятки и затылок — и тут же, обмякнув, рушилось на пол — чтобы выгнуться снова.

Он приблизился — опасливо, с финкой наготове. Ему приходилось видеть такое, знал, что сила у припадочных порой небывалая… Припадок закончился внезапно — тело в очередной раз расслабилось и вытянулось неподвижно. Фикус ударил ногой — в ребра, осторожно, вполсилы. Никакой реакции. Он бил ещё и ещё — все сильнее, ребра хрустели, голова безвольно моталась туда-сюда по линолеуму.

Он прекратил бесплодное занятие — лежит как дохлая, глаза закрыты, лишь на губах поднимается и опадает, пузырится кровавая пена. Фикус упал на колени с ней рядом, выронил нож. Вцепился руками в горло, нащупал пальцами сонную артерию. Сдавил изо всех сил. Сейчас, сейчас…

Секунды капали. Ничего не происходило. Глаза не вываливались из орбит, а язык изо рта. Губы не синели. Пена все так же ритмично пузырилась. Фикус не понимал, в чем дело.

Потом он отшатнулся, руки ослабли и безвольно разжались — у стервы широко открылись глаза. Зрачков и радужки на них не было, закатились, обычное дело для припадочных, Фикус знал это, — и все равно отдёрнулся в испуге. Потому что одновременно с глазами распахнулся рот, оскалился пастью хищного зверя, — а между окровавленными зубами торчал застрявший кусочек мяса с кожей…

Его мяса.

С его кожей.

Сука-а-а-а-а!!!!!

Фикус взгромоздился ей на грудь, нашарил на полу финку, приставил к мертвенно-белому глазу — и надавил двумя руками. Семнадцать сантиметров стали легко вошли в мозг. Глубоко, до упора, до затылка…

Она забилась, как пойманная акула-людоед на палубе сейнера, но Фикус вцепился в рукоять финки — и с усилием вращал её в глазнице круговыми движениями — так размешивают загустевшую краску в банке с узким горлом…

Сталь глухо звякнула. Финка сломалась у рукояти. Фикус поднялся. Он шатался, руки тряслись. Тело под ногами извивалось с прежней яростью. Это было непонятно. И страшно.

Стояла звонкая тишина, лишь когти твари скребли по полу. Затем на улице, под окнами, взвыли тормоза. И тут же — грохот ног по лестнице. Это сюда, Фикус не сомневался ни секунды… Лифта нет, не разминёшься…

Он ринулся в комнату, оставляя цепочку кровавых следов.

Через несколько секунд хилая дверь квартиры с грохотом рухнула.

Дверь рухнула с грохотом.

Дверь соседней квартиры, наоборот, спустя недолгое время растворилась совершенно бесшумно. Что было само по себе странно — обычно громкие эксцессы не вызывают у соседей желания высовываться из безопасной квартиры на полную тревог лестницу. Но дальнейшее оказалось ещё удивительней. Женская фигура пересекла площадку — и, чуть помедлив у входа, вошла в квартиру, так долго служившую Фикусу местом засады. Впрочем, быстро вернулась на исходную позицию, прикрыв свою дверь без скрипа и хлопанья… Все это заняло не больше четверти минуты.

Диана-Маша сделала все правильно — стояла у тойоты (пистолет не на виду, в опущенной к бедру руке, и прикрыт от посторонних взглядов корпусом машины). Держала двери парадной, и, одновременно, — оставленный в салоне свёрток. Кассеты людоеда…

Кивнула на подъезд выскочившему из джипа Юзефу. Тот, ничего не спрашивая, прошёл на лестницу. Тройка бойцов, повинуясь знаку обер-инквизитора, осталась внизу.

…Дверь на пятом этаже — сорвана с петель. Юзеф вошёл и увидел труп тенятницы. И не сразу понял, что это труп. Тело подёргивалось, мышцы сокращались, но жизнью такие судороги назвать нельзя — точно так же сокращается и двое, и трое суток сердце обезглавленной гадюки. Часов через пять затихнет, подумал Юзеф, оценив рану с торчащим в ней обломком клинка…

Первая. Первая из Чёрной Троицы…

В комнате — никого. Кровавый след вёл к стеклянной двери. За ней лоджия — открытая, незастекленная — и тоже пустая. Обер-инквизитор ловко перемахнул на смежную, отделённую невысокой стеночкой…