Новая история. От Великих географических открытий до «Славной революции»

Не успел Мазарини выехать за границу, как уже люди, его изгнавшие, начали ссориться. Вместе с исключением всех иностранцев из королевского совета парламент потребовал исключения кардиналов; духовенство подало королю жалобу на обиду, сделанную Церкви; герцог Орлеанский стал на стороне духовенства, имел в виду кардинальство Гонди. В то же самое время парламент поссорился с дворянством, которое, жалуясь на поспешное ограничение древних прав и вольностей дворянских, жалуясь, что люди меча должны подчиняться людям пера, людям низшего происхождения, требовало созвания генеральных чинов, чтоб прекратить злоупотребления министров и захват власти, какой позволяли себе парламенты. Герцог Орлеанский и Конде не знали, что делать между двух огней, между дворянством и парламентом; положение последнего стало тем опаснее, что дворянство соединилось против него с духовенством. Между тем Конде перессорил новую Фронду с старой и в старой Фронде перессорил двух ее вождей – Гонди и Бофора. Тогда Гонди перешел на сторону королевы, которая обвинила Конде в сношениях с Испаниею. Дело было передано на суд парламента, в залах которого едва не произошло битвы между партиею Конде и партиею Гонди. Конде выехал из Парижа и явно перешел на сторону Испании. Тогда Мазарини увидел, что его время пришло, и явился во Францию в конце 1651 года с войском, собранным им в Германии и Бельгии; герцог Бульон и маршал Тюренн были теперь на его стороне; тщетно парламент выдал против кардинала яростную прокламацию: она не повела ни к чему, тем более что тринадцатилетний король был провозглашен совершеннолетним, и это стесняло парламент в его действиях.

Людовик XIV выезжал на встречу к Мазарини и вместе с ним поселился в С.-Жермене, а Конде возвратился в Париж, где оставался также и герцог Орлеанский. Но эти принцы недолго могли рассчитывать на парижан: вожди партий высказали ясно своекорыстность своих стремлений, об общем благе, об облегчении народа не было более речи, нерешительное положение всего более тяготило жителей Парижа, которые все сильнее и сильнее высказывали свое неудовольствие на неспособность парламента, который не умел ни возвратить короля, ни прогнать Мазарини; в мае 1652 года в народе раздавались крики: «Мир или война! Мы не хотим более так мучиться!»; кричали в одно время и против Мазарини, и против парламента, и против принцев. Самому Конде пришлось услыхать такие крики, которые заставляли его изменяться в лице. Хуже досталось членам парламента в июне: народ напал на них с кулаками, палками и ружьями, и много было ранено или избито. После этой грубой народной расправы политическая роль парламента кончилась, он уже не собирался более. Двор хотел воспользоваться этою смутою для нанесения решительного удара, и в июле под Парижем произошло кровопролитное сражение между войсками королевскими, которыми предводительствовал Тюренн, и между войсками Фронды, которыми начальствовал Конде. Последний бился с обычным своим искусством и мужеством, был всюду, где грозила большая опасность. «Я видел не одного Конде, но больше двенадцати», – говорил Тюренн, умевший отдавать должное сопернику.

Несмотря, однако, на все искусство и мужество, победа осталась не за Конде, и только возможность укрыться в стенах Парижа спасла остатки его войска от окончательного истребления. За этою кровавою битвою последовала резня во внутренности Парижа: более тридцати лучших горожан были убиты в ратуше исступленною чернью, напущенною сторонниками принцев; ужас, произведенный этим событием, отдал Париж совершенно во власть принцев, и герцог Орлеанский был провозглашен наместником королевства. Но резня в парижской ратуше произвела сильное негодование в провинциальных городах; дурное поведение вельмож, ссорившихся и дравшихся друг с другом из-за самых вздорных предлогов, лишало их всякого уважения; скоро и парижская чернь должна была опомниться вследствие прекращения торговли и дороговизны всего; большинство народонаселения с радостью готово было прекратить Фронду, эту опасную игру, обходившуюся так дорого; рады были подчиниться безусловно королю, но тяжело было подчиниться Мазарини, которого так долго и безнаказанно оскорбляли; это одно удерживало многих на стороне принцев. Двор поспешил отнять и этот последний предлог к продолжению Фронды: в августе 1652 года Мазарини снова выехал за границу, король объявил всепрощение, и Конде должен был оставить Париж: он поступил в испанскую службу и назначен был генералиссимусом всех войск испанских. Новый генералиссимус начал было забирать французские города по северной границе, но против него выступил Тюренн, а на помощь Тюренну явился кардинал Мазарини в числе 4000 человек, набранных им за границею во французскую службу.