Новая история стран Азии и Африки. XVI–XIX века. Часть 3

Шерифская империя в новое время представляла собой слабоцентрализованное государство или, скорее, федерацию городов, горских обществ, оазисов и племенных территорий, управляемую султанским правительством (махзеном). Особое значение для управления имела духовная власть султана-шерифа. Главным элементом военной организации Марокко стали «военные племена» (гиш) – освобожденные от дани и наделенные землей поселенцы, которых правительство часто перебрасывало с места на место. Султаны правили страной, объезжая ее территорию и останавливаясь в столицах, которых в истории Марокко всегда было несколько; не случайно, как гласит марокканская поговорка, «у хорошего султана постель – седло, а балдахин – небо». Специфическую окраску всей общественно-политической системе страны придавало наличие в ее пределах двух групп провинций: «земли правительства» (биляд аль-махзен) – подчиненных султану приатлантических равнин, населенных арабскими племенами и непосредственно управляемых махзеном, и «земли львов» (биляд ас-сиба́) – полуавтономных труднодоступных областей в Рифе, по обе стороны Атласских гор, на границе Сахары и на крайнем юге атлантического побережья, населенных арабскими и берберскими племенами и управляемых опосредованно. Если в биляд аль-махзен признавалась как духовная власть шерифов, так и их светские права государей, то население биляд ас-сиба‘ считало султана-халифа своим духовным вождем, но крайне неохотно выплачивало в его пользу налоги и не желало выставлять по его приказу воинские контингенты. Поэтому кочующий двор султана в сопровождении вооруженных отрядов постоянно совершал походы (харка, букв. прорыв) по провинциям страны, где повелитель Марокко взыскивал подати, творил суд, делал кадровые назначения. Впрочем, в эпоху Ахмеда аль-Мансура соперничество между этими частями Марокко еще не проявлялось открыто, как это произошло в XVII–XVIII вв. Осмотрительность султана, его престиж и сила его армии сохраняли относительное единство Дальнего Магриба.

Внешняя политика Ахмеда аль-Мансура была активной и многоплановой. В 1590–1591 гг. он организовал завоевание Сонгайского государства, расположенного в Западном Судане (ныне территории Мали, Нигера, восточной Мавритании). На время марокканские войска, составленные из христиан и ренегатов, утвердили свою власть над городами Уаллата, Томбукту, Дженне и Гао, взяв под контроль верхнее течение Нигера. Оккупанты активно эксплуатировали золотоносные и соляные копи сонгаев, вывозили в Марокко тысячи темнокожих рабов. Марокканская казна в течение ряда лет получала из Черной Африки колоссальные объемы дани. На средиземноморской арене Ахмед аль-Мансур поддерживал дипломатические связи с беспокойными алжирскими соседями, мечтавшими прибрать к рукам его атлантические порты, вел умеренную политику в отношении Стамбула, обеспокоенного его могуществом, умело интриговал совместно с англичанами против Испании и подчиненной ею Португалии. После гибели испанской «Непобедимой Армады» у британских берегов в 1588 г. султан даже разработал проект совместного с Британией завоевания и раздела Испании с возрождением средневековых традиций мусульманской Андалусии. Однако почти одновременная смерть королевы Елизаветы и Ахмеда (1603 г.) положили конец этим планам большой политики.

Уход Ахмеда аль-Мансура подорвал стабильность развития Марокко. Несметные богатства марракешского двора, спокойствие и процветание приатлантических равнин, страх и уважение Османов и Европы – все это было быстро сведено на нет в ходе многолетней борьбы наследников старого султана за его власть. Начиная с 1612 г. Марракеш ослабил, а затем и вовсе прервал связь с оккупационным корпусом в Западном Судане. В итоге дань из Судана перестала поступать, а марокканские отряды на берегах Нигера превратились в разбойничьи шайки, постепенно смешавшиеся с негритянским населением. Долговременные последствия завоеваний аль-Мансура оказались крайне неблагоприятны как для Западного Судана, так и для Марокко, поскольку разгром Сонгайской державы и разграбление городов Верхнего Нигера нанесли тяжелый удар по транссахарской торговле. Ее пути в XVII в. неуклонно смещались на восток, а их основные выходы к Средиземному морю пришлись уже не на Марокко, а на территорию Алжира, Туниса и Триполитании.