Новая книга ужасов

Сюрпризы показались мне весьма обнадеживающими. Добрая женщина мудро обратилась за советом к мистеру Монтфорту де М***, который, порекомендовав подходящий табачный магазин и свои любимые сигары, купил мне коробку из розового дерева, приспособление для обрезки сигар с двумя лезвиями и зажигалку с дизайном в старинном стиле. Как только миссис Рампейдж получила указание составить благодарственное письмо, добавив прикрас на свое усмотрение, я уложил в коробку все сигары кроме одной, обезглавил оставшуюся и зажег. Под легким ощущением фруктового привкуса, напоминавшего аромат грушевого дерева, я последовательно отмечал оттенки черных оливок, зрелой гауды, сосновых иголок, новой кожи, мисосиру, сорго или бастра, горящего торфа, библиотечного клея и листьев мирта. В конце удивительным образом я почувствовал смесь бумаги из Библии и семян подсолнечника. Мистер Монтфорт де М*** сделал хороший выбор, хотя мне хватало и черного масляного соуса.

В дружеском расположении я пересек кабинет в направлении растекающегося из-за ширмы веселья. Отменную сигару следовало дополнить достойным спиртным, и, в свете того, что должно было случиться тем вечером, бокал джина «Бомбей» мистер Треска представлялся мне вполне уместным.

– Ребята, – проговорил я, тактично обращая внимание на свое присутствие, – приготовления уже подходят к концу?

– Да, сэр, подходят, – ответил один из детективов.

– Это радует, – ответил я и зашел за ширму. – Но мне хотелось бы удостовериться…

Казалось, мусор из полудюжины самых грязных нью-йоркских квартир собирали в кучу, перемешали и сбросили ко мне в кабинет. Груды пепла, бутылок, бумаг, книг с запятнанными обложками и порванными корешками, потрепанная мебель, битые бокалы, нечто не поддающееся опознанию, нечто совершенно невиданное, – все это поднималось от самого основания ширмы, возвышалось над столом, образовывало кучи то там, то сям и подступало к оконному стеклу. В последнем зияло неровное, размером в пять футов отверстие. С котелками на головах и освободившиеся от мусора на стульях, мистер Треск и мистер Тумак сидели, откинувшись на спинки и положив ноги на то, что, наверное, было столом.

– Выпейте с нами, сэр, – пригласил мистер Треск, – чтобы заодно пожелать нам успеха и усилить удовольствие от этого приятного дымка.

Он вытянул свою толстую ногу и спихнул мусор со стула. Я сел. Мистер Треск выхватил из болота грязный бокал и наполнил его голландским джином, или женевером, из фляги в форме минарета, вроде тех, которые я примечал во время своих редких остановок в Амстердаме, что в Нидерландах. Похоже, миссис Рампейдж была слишком занята все то время, что деревенщины провели в изоляции. И я задумался, не проявляла ли миссис Рампейдж признаков опьянения при нашем последнем разговоре.

– Я думал, вы пили «Бомбей», – сказал я.

– Разнообразие, как говорится, – приправа к жизни, – произнес мистер Треск и передал мне бокал.

– Вы здесь устроились прямо как у себя дома, – заметил я.

– Спасибо вам, что потеснились ради нас, – проговорил мистер Треск. – С чем, полагаю, мой партнер согласится, я правильно говорю, мистер Тумак?

– Совершенно, – отозвался тот. – Но я готов поставить сотню против сигары, что нам стоит объяснить кое-что еще.

– А ведь мой партнер прав, – подтвердил мистер Треск. – Сколько его знаю, он никогда не ошибается. Сэр, вы вошли в наше рабочее пространство и увидели неопрятную, неряшливую, неблаговидную обстановку, и отреагировали, как мы в полной мере понимаем, с отвращением. Мне бы хотелось, чтобы вы вспомнили два важных условия: первое – мы, как уже говорилось, применяем свои методы, и это наше личное дело, и второе – поскольку вы вошли только что, вам все это кажется хуже, чем есть на самом деле. К завтрашнему утру уборщики все уберут.

– Я полагал, вы «визуализировали», – я сделал глоток женевера.

– Мы с мистером Тумаком, – сказал он, – предпочитаем сводить к минимуму риск случайностей, неожиданностей и прочего, с целью чего проводим репетиции, как вы бы сказали, наших представлений. Эту несчастную мебель, сэр, легко заменить, но наша работа, если ее начать, требует завершения и не может быть продублирована, переделана или отменена.

Я восстановил в памяти данные им обещания.

– Я помню, что вы говорили, – сказал я, – и мне необходимо удостовериться, что и вы помните, что говорил я. Я не требовал устранения. За этот день мои чувства к этому делу изменились. Устранение, по вашему определению, означает…

– Устранение есть устранение, – проговорил мистер Треск.

– Уничтожение, – сказал я. – Прекращение жизни воздействием внешних сил. Этого я не желаю, это неприемлемо, и даже думаю теперь, что завысил степень физического наказания, уместного в данном случае.

– «Уместного»? – переспросил мистер Треск. – Если дело касается желания, понятие «уместности» лишается смысла. В священной области желаний «уместность» бессмысленна, ее не существует. И мы сейчас как раз говорим о ваших сокровенных желаниях, сэр.

Я окинул взглядом дыру в окне, отломанные куски мебели и испорченные книги.