– С благодарностью принимаю, – ответил он. Мистер Тумак откусил кончик, выплюнул его на ковер и зажег сигару, выпустив тошнотворное количество дыма.
– Пожалуй, мы могли бы отложить наш разговор, пока я не приду в себя после моего неразумного поведения? – предложил я. – Давайте соберемся в… – я прижал руки к глазам и некоторое время просидел так, покачавшись взад-вперед. – В четыре пополудни?
– Всему свое время, и мы дорожим этим принципом, – заявил мистер Треск. – А сейчас время вам принять аспирин и Алка-Зельтцер, а вашим верным помощникам – насладиться сытным завтраком, при мысли о котором у нас урчит в животах. Мужчина с таким телосложением и такими манерами, как у вас, должен суметь перебороть похмелье и позаботиться о деле – и прежде всего, велеть своей прислуге подняться с постели и сварганить яичницу с беконом.
– Потому что такой мужчина, сэр, никогда не забывает, что иногда дела не могут терпеть отлагательств, какими бы дрянными эти дела ни были, – добавил мистер Тумак.
– Старый мир сгорел в огне, – сказал мистер Треск, – а новый только зародился. Возьмите трубку.
– Ладно, – согласился я, – но мистеру Монкриффу это не понравится. Он работал у графа Денби и он невыносимый сноб.
– Все дворецкие снобы, – сказал мистер Треск. – По глазунье из трех яиц каждому, плюс по шесть ломтиков бекона, порции жареной картошки, тосту, горячему кофе и бутылку вашего лучшего коньяка для улучшения пищеварения.
Мистер Монкрифф снял трубку, выслушал мои приказы и сообщил мне слабым, холодным голосом, что поговорит с поваром.
– Эта трапеза предназначается вам и молодой леди, сэр?
Охваченный волной стыда, усиленного моей тошнотой, я понял, что мистер Монкрифф заметил мою неподобающую юную спутницу, сопроводившую меня в спальню.
– Нет, – ответил я. – Молодая леди, мой клиент, любезно оказала мне помощь, когда мне нездоровилось. Еда предназначается двум мужчинам, моим гостям.
Нежеланное воспоминание вернуло образ тощей девицы, которая тянула меня за уши и визжала, что такой никчемный старый пердун, как я, не заслуживает вести дела ее группы.
– Телефон, – сказал мистер Треск.
Изумленный, я протянул ему трубку.
– Монкрифф, дружище, – произнес он, – вот это удача, что мы снова встретились. Помнишь те неприятности, что были у графа из-за полковника Флетчера и дневника?.. Да, это мистер Треск, и я рад опять слышать твой голос… Да, он тоже здесь, куда же я без него… Передам… Много воды с тех пор утекло, да, а нам нужно все как обычно… Рад слышать… В столовой через полчаса, – он вернул мне трубку и сообщил мистеру Тумаку: – Он будет рад сыграть в «пинокль»[104]
, а в подвале есть первоклассное «Петрю», которое тебе понравится.Я приобрел шесть ящиков «Шато Петрю» 1928 года на аукционе несколько лет назад и берег их; цена этих бутылок уже удвоилась, затем утроилась, а лет через десять я собирался их продать, наверное, раз в десять дороже первоначальной стоимости.
– Капля хорошего вина приводит мужчину в порядок, – сказал мистер Тумак. – Оно же предназначено, чтобы пить, верно?
– Вы знакомы с мистером Монкриффом? – спросил я. – Работали на графа?
– Мы оказываем наши скромные услуги клиентам независимо от национальности и места жительства, – ответил мистер Треск. – «Идти туда, где в нас нуждаются», – вот наш девиз. У нас остались теплые воспоминания о старом добром графе, который показал себя весьма воодушевленным, любящим повеселиться человеком, сэр, стоило только его оживить. И еще щедрым.
– Он дал столько, что мы даже растрогались, – добавил мистер Тумак. – А старик рыдал как ребенок, когда мы уезжали.
– Да и до этого он немало слез пролил, – заметил мистер Треск. – По нашему опыту можем сказать, что такие резвые ребята плачут искренне, не как ваши угрюмые клиенты.
– Надеюсь, моих слез вы не увидите, – проговорил я.
Они быстро переглянулись, и мне вспомнился тот заговорщицкий взгляд, который однажды я видел у пары их новозаветских соплеменников, – когда один держал свинью за ляжки, а другой, с ножом, за передние ноги, и спустя миг нож вскрыл свинье горло, а высоко в воздух хлынул фонтан крови.
– Я приму ваш совет, – проговорил я, – и поищу обезболивающие, – я поднялся на ноги и медленно пошел в ванную. – И просто из любопытства, – сказал я, – можно поинтересоваться, меня вы относите к резвым или к каким-нибудь другим?
– Вы человек средней резвости, – ответил мистер Треск. Я открыл было рот, чтобы возразить, но он продолжил: – Однако из вас еще что-то может получиться.
Я удалился в ванную. Там сказал себе, что уже и так долго терплю этих мордатых мужланов. Выслушаю их рассказ, накормлю ублюдков и вышвырну прочь.
В состоянии, уже более близком к моему привычному, я почистил зубы и умылся, прежде чем вернуться в спальню. С ощутимым чувством своего превосходства я уселся в кресло, подобрал полы полосатого халата и, всунув ноги в бархатные тапки, произнес: