– Проникновение, достойное медали, – подтвердил мистер Тумак.
– Две фигуры спали на кровати. Мы в безупречно профессиональной манере к ним приблизились: мистер Тумак с одной стороны, я с другой. С помощью приема, который ваш утренний клиент назвал фортелем, мы ввели их в состояние еще более глубокого сна, чем до этого, обеспечив себе таким образом добрых пятнадцать минут, чтобы разложить инструменты. Мы гордимся своей аккуратностью, сэр, и, подобно всем честным ремесленникам, питаем уважение к тому, чем работаем. Мы связали их и временно заткнули им рты. Тот мужчина, наверное, в прошлом занимался спортом, да?
Сияя деревенской веселостью, мистер Треск поднял брови и доел последний кусок своей отбивной, запив добрым глотком коньяка.
– Мне это не известно, – ответил я. – Но кажется, он немного играл в рэкетбол или сквош, или что-то в этом роде.
Детективы радостно рассмеялись.
– А я бы сказал, он больше похож на тяжелоатлета или футболиста, – сказал мистер Треск. – Сила и выносливость необыкновенной степени.
– Не говоря уже о приличной скорости, – добавил мистер Тумак с видом человека, предающегося нежным воспоминаниям.
– Вы хотите сказать, что он сбежал? – спросил я.
– Никто не сбежит, – сказал мистер Треск. – Так гласит Евангелие, сэр. Но можете себе представить, как мы удивились, когда впервые в истории нашей консультационной деятельности, – тут он хихикнул, – джентльмен гражданского класса сумел разорвать путы и освободиться от веревок, пока мы с мистером Тумаком занимались приготовлениями.
– Гол как сокол, – проговорил мистер Тумак, утирая выступившие у него от смеха слезы жирной рукой. – Как новорожденный зайчонок. И вот, нагреваю я утюг, который как раз принес из кухни, сэр, вместе с набором ножей, которые обнаружил ровно в том месте, где вы описывали, за что вам также огромное спасибо. Присаживаюсь на корточки, ни о чем не беспокоясь и чувствуя первый приятный зуд от возбуждения моего солдатика…
– Что? – воскликнул я. – Вы были голым? При чем здесь ваш солдатик?
– Спокойно, – ответил мистер Треск, сияя глазами. – Нагота – мера предосторожности против загрязнения одежды кровью и другими телесными выделениями, а люди вроде нас с мистером Тумаком с удовольствием упражняются в своем мастерстве. Внутри и снаружи мы ничем не различаемся.
– И даже сейчас? – спросил я, удивившись неуместности последнего замечания. Но затем мне стало понятно, что оно все же могло быть уместным – к величайшему сожалению.
– Вообще всегда, – сказал мистер Тумак, позабавившись оттого, что я упустил всю суть. – Если вы желаете услышать наш доклад, сэр, сдержанность была бы кстати.
Я дал ему знак продолжать.
– Как уже было сказано, я присел на корточки в чем мать родила рядом с ножами и утюгом, ни о чем не беспокоясь, и в тот миг услышал сзади топот маленьких ножек. «Ну привет, – сказал я про себя, – а ты у нас кто?». А когда обернулся через плечо, увидел того мужчину – он несся на меня, как паровоз. Дюжий, здоровый, сэр, это стоило видеть, не говоря уже о неожиданности обстоятельств. Я успел глянуть в сторону мистера Треска, который был всецело занят в другом месте, или, проще сказать, в кровати.
Мистер Треск, фыркнув, пояснил:
– Исполнением служебных обязанностей.
– В общем, передо мной стояла задача успокоить этого парня, прежде чем он помешал бы нашей работе. Он уже собирался броситься на меня, сэр, что и навело нас на мысль о его футбольном прошлом, забить меня насмерть, а потом спасти леди. И я схватил один из ножей. Затем, когда он налетел на меня, мне оставалось лишь хорошенько всадить нож ему в горло – а такое ввергает в страх Божий даже самых смелых парней. Они теряют свою сосредоточенность и становятся не опаснее маленьких щенят. Но про этого парня можно книги писать, потому что, не знаю, сколько потребовалось попыток, может, сто…
– Я бы сказал, вдвое больше, чтобы быть более точным, – вставил мистер Треск.
– …в общем, не менее ста, не хочу показаться нескромным. Я недооценил его скорость и подвижность и, вместо того чтобы всадить свое оружие ему в основание шеи, кольнул его в бок. Но для столь агрессивного нападающего – а такого можно встретить, наверное, одного на двадцать человек – это так же действенно, как пощечина пуховкой для пудры. И тем не менее я сбил его с толку – это был хороший знак, говоривший, что он с годами немного потерял форму. Затем, сэр, преимущество оказалось на моей стороне, и я с благодарностью ухватился за него. Я закрутил его, повалил на пол и сел верхом на грудь. Тогда-то я подумал успокоить его на весь вечер, взяв мясницкий нож и отняв ему правую кисть одним мощным ударом.
В девяноста девяти случаях из ста, сэр, отрезание руки лишает человека его решимости. И он стал вести себя очень спокойно. Это из-за шока, понимаете ли, он так действует на разум, а поскольку из культи кровь хлестала как черт знает что, извините за выражение, я оказал ему любезность и прижег рану утюгом – он был уже горячий, а если прижечь, то кровь перестает идти. То есть я решил проблему, и это факт.