И вправду, это было ровно то самое, чего я просил. Маргарита и не подумала снять обручальное кольцо перед встречей с любовником, и ее… Я не могу описать второй предмет, но скажу, что он лежал в знакомой ладони похожий на яйцо какой-нибудь маленькой птички. Я перешел на следующую стадию просветления и подумал: «Вот они мы, и это все, что в нас есть, просто клешня и яйцо». Я наклонился и меня вырвало рядом с моим стулом. Затем я схватил бутылку коньяка и сделал два жадных глотка. Напиток обжег мне горло и осел в желудке раскаленным железом, а потом подскочил обратно. Я наклонился набок и с ужасным спазмом сделал еще один зловонный вклад в месиво на ковре.
– Римское завершение трапезы, сэр, – подытожил мистер Тумак.
Мистер Монкрифф открыл дверь и заглянул из кухни. Заметил обезображенные картины и предметы, выложенные на полосатых полотенцах, увидел, как я вытираю рвоту с губ. На мгновение исчез, а затем появился снова с высокой банкой молотого кофе, молча высыпал ее содержимое на свидетельство моего недомогания, и снова удалился в кухню. Несмотря на всю свою немочь, я глубоко изумился безупречности соблюдения им приличий.
Я накрыл клешню и яйцо полотенцем.
– Вы добросовестные ребята, – признал я.
– Добросовестные до жути, сэр, – сказал мистер Тумак не без оттенка теплоты. – Поскольку при нормальном образе жизни человек не способен понять истинного значения этого слова, то не способен он и понять жестких требований, которые добросовестность накладывает на людей. Отсюда и следует, что люди с нормальным образом жизни пытаются отступать там, где отступать уже невозможно, даже при том, что мы в самом начале объясняем им, что должно произойти. Они слушают, но не слышат, и лишь редкий гражданин обладает здравым смыслом и понимает, что если ты стоишь в огне, значит, ты сгоришь. А если ты перевернул мир с ног на голову, значит, ты стоишь на голове, как и все остальные люди.
– Или, – продолжил мистер Треск, утихомирив свой собственный огонь очередным глотком коньяка, – как гласит Золотое Правило: что бы ты ни сделал, оно рано или поздно к тебе вернется.
И хотя я все еще относился к тем, кто слушает, но не слышит, по спине у меня пробежал холодок предчувствия чего-то.
– Прошу, продолжайте ваш отчет, – проговорил я.
– Реакция объекта получилась именно такой, как мы желали, – сообщил мистер Треск. – Я бы даже сказал, реакция получилась весьма красивой. Объект, способный издавать такие великолепные крики один за другим, сохраняя при этом самообладание и не ломаясь, это объект, всецело настроенный на боль, сэр, и такими объектами необходимо дорожить. Видите ли, всегда наступает момент, когда они понимают, что изменились насовсем, что пересекли границу новой реальности, откуда нет возврата, и некоторые этого не выносят и превращаются, можно сказать, в кашу, сэр. С некоторыми это происходит уже на уровне фундамента – и это оказывается печальным разочарованием, потому что всю последующую работу затем сможет проделать даже неопытный новичок. С некоторыми – на стадии сосков, немного чаще – на гениталиях. Большинство осознают неотвратимость во время проколов, а к стадии малых ампутаций уже девяносто процентов показывают, из чего они сделаны. Леди не дошла до этого состояния, пока мы не приступили к глазам, и она прошла стадию блестяще, сэр. Но тогда поднялся мужчина и все испортил.
– А работа с глазами – очень деликатный процесс, – сказал мистер Тумак. – Его необходимо выполнять вдвоем, если желаете добиться сколько-нибудь хорошего результата. Но я не мог повернуться к парню спиной более чем на полторы минуты.
– Меньше, – поправил мистер Треск. – А он лежал в углу, смирный, как младенец. Можно было сказать, в драку он уже не полезет. Можно было сказать, он не рискнет открыть глаза, пока кто-то не поможет ему их открыть.
– Но он встал, уже без веревки, сэр, – продолжил мистер Тумак, – что, можно было сказать, находилось за пределами возможностей парня, который недавно лишился руки.
– Встал и подошел, – сказал мистер Треск. – Вопреки всем законам природы. Прежде чем я это понял, он обхватил своей сильной рукой шею мистера Тумака и пытался ее сломать, при этом стуча мистера Тумака культей по голове. Такая ситуация заставила меня отложить свою задачу в сторону, взять нож и несколько раз всадить его ему в спину. Следующее, что я помню, – он на мне, и теперь уже мистер Тумак стаскивает его и укладывает на пол.
– И после этого, видите ли, сосредоточенность была потеряна, – сказал мистер Тумак. – После подобного можно с тем же успехом начинать все с самого начала. Представьте, будто вы играете на пианино так, как в жизни не играли, а тут появляется еще одно пианино, с глазами, налитыми кровью, и наскакивает вам на спину. Очень печально, что тут еще сказать. Но я повалил этого парня и стукнул его несколько раз, пока он не утихомирился, после чего я достал предмет, который мы считаем последним средством лишения дееспособности.
– И что это за предмет? – спросил я.