Долгие годы она считала их сном. Пока однажды, дело было вечером, не забралась на чердак в поисках старой одежды, пригодной для того, чтобы надеть на Хэллоуин. Ей тогда было десять лет. В углу под затянутым паутиной оконцем она обнаружила коробку со своими младенческими вещицами: пожелтевшими нагрудничками, малюсенькими пуховыми кофточками, линялыми от отбеливателя, изжеванной плюшевой собачкой, которую она совершенно не помнила.
А в самом дне – крылья. Поломанные, погнутые, со спутанными проволочками и лесками. Подвесная мобильная игрушка для младенцев. Шесть пластмассовых бабочек, выцветших и пахнущих пылью. Никакие не вестники рая, а грубые поделки: оранжевый монарх, парусник, полосатый, как зебра, красный адмирал, желтый фебис, неестественно вытянутая толстоголовка и
После полудня небо затянуло тучами, запахло дождем. Но едва она поднесла игрушку к окну, в серой мути прорезался лучик солнца, и пластмассовые крылышки вдруг вспыхнули, вновь сделавшись кроваво-алыми, изумрудно-зелеными и огненно-желтыми, словно порхали на августовском лугу. И в тот же миг вспыхнуло и сгорело все ее существо: кожа, волосы, губы, пальцы стали прахом и пеплом, не осталось ничего, кроме этих бабочек и ее их восприятия. Острые края крыльев врезались в уголки ее глаз, рот заполнила оранжево-черная жидкость.
Очки она носила с детства. Когда ей исполнилось тринадцать, легкий детский астигматизм усилился, она начала натыкаться на окружающие предметы, а сосредоточиться на учебниках энтомологии и журналах, которые она жадно читала, стало очень трудно. Мать считала, что это возрастное, но, после двух месяцев мучительных головных болей и растущей неуклюжести дочери, вынуждена была признать, что дело серьезное, и отвести ее к врачу.
– С Джейни все в порядке, – объявил доктор Гордон, внимательно осмотрев ее глаза и уши. – Однако неплохо было бы вам наведаться к окулисту. Часто в подростковом возрасте наши глаза претерпевают определенные изменения, – и он подсказал им адрес местного офтальмолога.
Мать облегченно вздохнула. Как и сама Джейн. Вечером, накануне визита к врачу, она подслушала разговор родителей, шептавшихся о томограммах и раке головного мозга. Хотя саму ее больше беспокоило иное странное физическое явление, которое никто, кроме нее самой, не заметил. Несколькими месяцами раньше у нее начались менструации. Нет, с ними-то все было нормально: перепады настроения, скачок в росте и развитии, прыщи, волоски на лобке, – обо всем этом она самостоятельно прочитала в книжках.
Однако ни в одной из книг ничего не говорилось о бровях. После вторых месячных Джейни обнаружила, что с ее бровями что-то не так. Она как раз заперлась в ванной, где добрых полчаса штудировала статью в
Лицо было каким-то новым. Скосив глаза, повертела шеей. Прыщи на подбородке? Вроде нет. Но что-то определенно изменилось. Цвет волос? Зубы? Она наклонилась над раковиной, почти уткнувшись носом в нос своего отражения.
Тут-то она и увидела пресловутый «скачок в росте». На внутренних краях бровей у переносицы выросли по три удивительно длинных волоска. Они загибались к вискам, сплетаясь, точно крошечные косички. Джейн не замечала их раньше потому, что редко смотрелась в зеркало, кроме того, необычные волоски не выступали над бровями, а переплетались с ними, словно ползучий паслен в древесных ветвях. Выглядело все это довольно дико, так что Джейн не хотела, чтобы кто-нибудь, даже родители, заметил. Она взяла мамин пинцет, аккуратно выдернула все шесть волосков и спустила их в унитаз. Больше они не вырастали.
В «Оптике» Джейн выбрала не контактные линзы, а тяжелые очки в черепаховой оправе. И продавец, и мать решили, что девочка просто спятила, но выбор был вполне осознанным. Джейни отнюдь не была дурнушкой, для которой учеба – единственная отдушина. Она росла независимой, худой как щепка, с немного раскосыми, фиолето-синими глазами, розовым ротиком, длинными прямыми черными волосами, струящимися в пальцах словно нефть, и бледной кожей, голубоватым отливом напоминающей только что снятое молоко.