Новая книга ужасов

Через какое-то время Алек поднял голову и, глянув на экран сквозь пальцы, увидел абстрактную анимацию: серебристые капли дождя падали на фоне клубящегося дыма, лучи льющегося света сверкали на фоне пепельного неба. В конце концов он выпрямился и стал смотреть в более удобном положении. Он сам не понимал, что чувствует. Было скучно, но в то же время интересно, даже чуть-чуть завораживало. Оторваться было трудно. Видеоряд низвергался на него равномерными гипнотическими ударами: прожилки красного света, кружащиеся звезды, вереницы облаков, сияющих в алом закате.

Маленькие дети ерзали в креслах. Алек услышал, как одна девочка громко прошептала:

– Мам, когда будет Микки?

Для них это было все равно что сидеть на уроке. Зато он, к началу второй части, когда оркестр перешел от Баха к Чайковскому, уже сидел ровно, даже слегка наклонившись вперед и поставив руки на колени. Он смотрел, как феи порхают по темному лесу, прикасаясь волшебными палочками к цветам и паутинкам, и от этого появлялась сияющая роса. Наблюдая за ними, он был словно сбит с толку от изумления. И чувствовал какую-то странную тоску. Вдруг он подумал, что мог бы сидеть так и смотреть целую вечность.

– Я могу сидеть здесь целую вечность, – прошептал кто-то рядом. Девчачий голос. – Просто сидеть и смотреть и никогда не уходить.

Он не знал, что рядом кто-то сидел, и подскочил, услышав голос, раздавшийся так близко. Он думал… нет, он знал: когда он садился, кресла по обе стороны были пусты. Алек повернул голову.

Она казалась всего на несколько лет старше его – не старше двадцати. Первым делом Алек подумал, что ее можно даже назвать красоткой, и его сердце забилось чуть быстрее от осознания того, что он разговаривал с такой девушкой. Он сказал себе: «Не облажайся!» Она смотрела не на него, а на экран, и улыбалась, будто выражая сразу и восхищение, и детское изумление. Ему очень хотелось сказать ей что-нибудь приятное, но язык не слушался.

Она, не отрываясь от экрана, склонилась к нему, и ее левая рука коснулась его предплечья, лежащего на подлокотнике.

– Извини, что мешаю смотреть, – прошептала она. – Когда мне нравится фильм, хочется говорить. Ничего не могу с собой поделать.

В следующий миг он почти одновременно понял две вещи. Первая – что ее рука была холодной. Через свой свитер он ощущал мертвенный холод, такой отчетливый, что это его даже немного испугало. И второе, что он заметил, – капелька крови на ее верхней губе, под левой ноздрей.

– У тебя из носа кровь, – сказал он, но получилось слишком громко. Он тут же пожалел, что это сказал. «У тебя была единственная возможность впечатлить эту красотку!» Лучше было подыскать что-то, чем можно вытереть нос, и дать ей, пробормотав в манере Синатры что-то вроде: «У тебя кровь, держи». Он пошарил в карманах, пытаясь найти что-то подходящее, но там ничего не оказалось.

Но она словно и не слышала его – будто и не заметила, как он что-то сказал. Рассеянно провела под носом тыльной стороной ладони, оставив темный кровавый след по всей верхней губе… и Алек так и застыл с руками в карманах, уставившись на нее. Тогда он впервые понял, что с ней что-то не так, что-то не то со всей этой ситуацией. Он непроизвольно чуть отодвинулся от нее, даже не осознавая, что это делает.

Что-то на экране ее рассмешило, и она залилась тихим, безжизненным смехом. Затем склонилась к нему и прошептала:

– Это же совсем не для детей. Гарри Парселлс любит этот кинотеатр, но все время показывает не те фильмы. Это же он здесь хозяин?

Из ее левой ноздри побежала свежая струйка крови и достигла губ, но внимание Алека к тому времени привлекло кое-что другое. Они сидели прямо под лучом проектора, и в голубом столбе света над ними порхали мотыльки и другие насекомые. Ей на лицо сел белый мотылек и пополз по щеке. Она его не заметила, а Алек не стал обращать на это ее внимание. Ему не хватало воздуха в груди, чтобы говорить.

– Он думает, им это понравится только потому, что это мультик, – прошептала она. – Забавно, как можно так сильно любить кино и так мало о нем знать. Долго он здесь не продержится.

Взглянув на него, она улыбнулась. Зубы у нее были в крови. Алек сидел как прикованный. Еще один мотылек, желтовато-белый, залез ей прямо в ушную раковину.

– Твоему брату Рэю это бы понравилось, – сказала она.

– Отстань, – просипел Алек.

– Твое место здесь, Алек, – сказала она. – Здесь, со мной.

Наконец, он смог пошевелиться и оторвался от кресла. Первый мотылек полз по ее волосам. Затем Алек услышал, что стонет, тихо-тихо. Он начал отступать. Она пристально смотрела на него. Пройдя несколько футов между рядами, он наткнулся на ноги какого-то малыша, и тот вскрикнул. Затем на миг оторвал глаза от нее и увидел толстого мальчишку в футболке, сердито смотревшего на него – мол, смотри, куда прешь, придурок!