Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Было бы ошибкой утверждать, что «Птюч» стал причиной возникновения самого феномена российского рейва. Однако еще большей ошибкой было бы отрицать смыслообразующую роль, которую журнал играл для рейверской культуры в России. Как уже отмечалось ранее, «Птюч» был адресован поколению новых молодых и стремился на понятном им языке объяснить, как, с точки зрения редакции, устроена клубная культура или по крайней мере как ее надлежит выстроить. Создатели журнала согласны, что он выполнял именно такую функцию. К примеру, в фильме Виктора Буды «Эпоха танцев» главный редактор Игорь Шулинский вспоминает, что тусовку 1990-х можно было разделить на «рейверов» и «личинок». Основное различие между двумя социальными группами состояло в форме структурирования опыта, которую предпочитали их представители, — интуитивной в первом случае и рациональной во втором. «Рейверы» непосредственно переживали все происходящее с ними как уникальный, ни с чем не сравнимый опыт, который просто невозможно описать с помощью рационального языка. «Личинки», в свою очередь, «старались подвести под все интеллектуальную базу», то есть подвергнуть эту культуру теоретической рефлексии, чтобы доступно передать другим[208]. По мнению Шулинского, редакция «Птюча» состояла именно из «личинок».

Наконец, важно отметить, что «Птюч» не только воспроизводил существующие ценности и реконцептуализировал чужие культурные продукты. Создатели журнала также считали себя полноценной частью рейверской инфраструктуры, способной предложить своим читателям что-то свое. Существовал клуб «Птюч», в котором выступали артисты, появляющиеся на страницах одноименного журнала, и промогруппа «Птюч Sound System», которая занималась как организацией выступлений иностранных артистов, так и изданием российских электронных записей[209]. Все упомянутые проекты характеризуют «Птюч» и его создателей как значимых участников культурной жизни России 1990-х годов, максимально заинтересованных в развитии рейверского движения и способных оказывать на него не только идеологическое, но и инфраструктурное влияние.

Сложившаяся вокруг «Птюча» ситуация обеспечила ему уникальный статус среди других медиа. Он стал одним из первых глянцевых журналов, предназначенных специально для молодежи, которая, как и сами создатели журнала, активно интересовалась западной культурой и ее производными, но испытывала явную необходимость в проводнике. «Птюч» как раз и оказался таким проводником, который сначала привлекал читателей своим ни на что (российское) не похожим стилем, а затем приобщал их к новому образу жизни и связанным с ним практикам и продуктам — не всегда заботясь о возможных последствиях. В конечном счете «Птюч» и его интерпретация рейва приобретали особый статус не только у молодежи как таковой, но и у более узкого сообщества рейверов. Именно работа интеллектуальных «личинок» помогала «рейверам» лучше выражать свои собственные ценности — пусть иногда это делалось не напрямую, а через присваивание символического значения определенным продуктам и практикам.

2. «Новые молодые», или Поколение X: особенности проблематизации постсоветского рейва и его практик

Главный редактор «Птюча» Игорь Шулинский в первом письме редактора предположил, что читателем журнала может оказаться кто угодно: и рабочий, и стоматолог, и любитель техно. Главное, что в каждом из них живет единица радости под названием «Птюч»; требуется только «выпустить его»[210].

Судя по имеющимся данным, радоваться в России не очень любили. Тиражи «Птюча» в лучшие годы не превышали 200 тысяч экземпляров, а средний показатель и вообще не превышал 100 тысяч. Для страны, где тираж ежедневной газеты мог доходить до нескольких миллионов, эти цифры не выглядят чем-то впечатляющим. Даже самые активные защитники журнала признают, что он был предназначен по меньшей мере не для всех[211]. Социологические исследования показывают, что даже среди молодежи интерес к «Птючу» был не слишком значительным[212].

Данные о читателях «Птюча» в столичных городах никто не собирал, хотя исследователи утверждают, что большая часть аудитории находилась именно там[213]. При этом даже в рамках Москвы читатели «Птюча» могли чувствовать себя маргинальной группой, стремившейся отделиться от конформистского большинства[214]. Это подтверждает Елена Омельченко, которая в своем исследовании молодежи 1990-х разделяет ее на две условные группы: «продвинутых» и «нормальных». «Нормальная» молодежь составляла послушное большинство, представители которого не отличались от старших поколений радикально и всеми своими действиями стремились сохранить статус-кво. «Продвинутые» стремились максимально дистанцироваться от конвенциональных способов формирования идентичности и активно искали новые[215].