Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Все вышеперечисленные факторы привели к двум социальным проблемам. В первую очередь стала очевидной неспособность аудитории «Птюча» встать на защиту собственных ценностей даже в случае прямой угрозы привычному для нее образу жизни. Такой же механизм описывают Гилберт и Пирсон. С их точки зрения, рейв-культура сочетает в себе демократический импульс и стремление к тотальной деполитизации собственных действий[325]. Подобная рейверская этика в Британии привела к принятию Закона об уголовном судопроизводстве 1994 года, значительно ограничившего свободу собраний рейверов[326]. Действия «Птюча» были куда менее провокационными, а их последствия оказались не такими плачевными, однако и масштаб моральной паники вокруг проблемы рейверов не был сопоставим с западным. Вторая проблема связана с общей наивностью движения и неспособностью ограничить его склонность к потреблению и удовлетворению собственных потребностей. Постмодернистский императив «Делать то, что хочется» и склонность к утопическому мышлению в конечном счете привели к плачевному исходу для многих представителей культуры российского рейва.

Большая часть аудитории журнала оставалась в Москве и Санкт-Петербурге, поскольку развитие рейверского движения во внестоличных городах затруднялось патерналистским контролем управляющих органов за частным предпринимательством и строгими административными нормами, в соответствии с которыми самые поздние мероприятия должны были заканчиваться в 11 часов вечера[327]. К 1998 году проблемы начались и у промоутеров в крупных городах. К тому же создатели стали постепенно уставать от собственного детища. Инвестор журнала Александр Голубев к тому моменту уже нажил много проблем с законом в России и уехал в США, а идеолог Асад Мир-Касимов занялся работой вне сферы развлечений[328]. В этом же году начался финансовый кризис, который поставил под удар самые чувствительные составляющие сферы развлечений, среди которых был и рейв.

Столичные музыканты погрязли в финансовых проблемах. Их (рублевые) гонорары стали настолько низкими, что зачастую не окупали даже пластинки[329]. Чтобы выжить, многие из них начали сотрудничать с коммерческими организациями, например с сигаретными компаниями. Это сотрудничество с некритическими потребителями — как называет их Пилкингтон — принесло артистам столь необходимый в то время доход, однако платить за него приходилось коммерциализацией собственного саунда. Образ диджея как независимого символа поколения X, постоянно находящегося в поиске нового, начал трещать по швам.

Утопическое мировоззрение отдельных рейверов не позволяло им принять такой резкий переход к коммерции и связанную с ним стагнацию. Вследствие этого многие из них безуспешно попытались найти выход при помощи тяжелых наркотиков. Владимир Фонарев (DJ Фонарь) вспоминает, что неразрывная связь между наркотиками и рейвом стала очевидной именно перед дефолтом. В дальнейшем многие города — особенно в регионах — практически «захлебнулись героином». Коллега Фонарева по цеху Александр Массальский (DJ Массаш) признается, что после 1998-го и сам долгое время не устраивал вечеринок, занимаясь лишь «мрачным употреблением наркотиков»[330].

Артисты, промоутеры и рядовые рейверы, не попавшие под влияние больших компаний и собственных зависимостей, предпочли ограничить доступ к своей культуре. Результатом этого стала атомизация рейва до масштаба конкретных направлений[331]. В этой ситуации «Птючу» становилось все труднее хоть кому-то угодить. В 1998 году создатели журнала попросили читателей написать им о предпочтительных форматах для издания. По заверениям Шулинского, большинство читателей, приславших анкеты, выступало за сохранение старой формы подачи материала[332]. Тем не менее «Птюч» не был готов к возвращению к исходному формату и, чтобы сохранить спрос и остаться прибыльным, начал смещение в сторону более коммерческого содержания[333]. Как раз в конце 1990-х популярность начали набирать журналы для «очень богатой молодежи»[334].