Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Для «Птюча» связка между киберпространством и наркотиками была очевидна. В пятом выпуске журнала даже вышла исповедь одного из авторов, признающегося в «сетеголии» и утверждающего, что из разработчика браузера Netscape мог бы получиться успешный наркоторговец[312]. Выходили и более серьезные материалы по теме — вроде поздних текстов Лири и интервью с Теренсом Маккеной: оба рассуждали о связи между наркокультурой и киберкультурой и их возможном влиянии на человеческую личность[313].

Пожалуй, именно вокруг этого тезиса и строилось большинство материалов «Птюча» 1995 и 1996 годов, выходивших в рубрике CYBER. Преимущественно это были заметки о том, как определенный аспект реального мира можно заменить виртуальной реальностью. Например, очевидно выдуманные рассказы о том, как бравые экспериментаторы из России решили попробовать аппарат для виртуального секса, разработанный в транснациональной корпорации Cyber SM[314]. Несмотря на то что в большинстве случаев технологии (пусть даже и воображаемые) работают не так, как ожидается, авторы текстов стремятся напомнить, насколько важно фантазировать о сценариях будущего для преодоления ограничений в настоящем[315].

Некоторое время фантазии «Птюча» на тему использования высоких технологий действительно развиваются. К примеру, материал «Душа в сетях» повествует о девушке по имени Джулия, которая вышла из дома за сигаретами и растворилась в киберпространстве[316]. В дальнейшем выясняется, что вся статья представляет собой концептуальное описание форума, где человек может пообщаться с искусственным интеллектом. В этом тексте очень ярко демонстрируется представление об обитателе сети, которое описывал Маккена. Отказ личности от социальной действительности посредством технологий автор материала иллюстрирует с помощью Джулии, которая не помнит собственного места работы, но точно знает имена своих кошек и любимые фильмы[317].

Несмотря на то что киберпространство должно было освободить человека от порядков, к которым он привык в реальном мире, этика поколения X в киберпространстве все же сохранялась. Особенно интересный пример содержится в шестом номере, где «Птюч», как всегда, понарошку берет интервью у хакера, ответственного за взлом Citibank в 1994 году[318]. Хакер описывает свои действия с точки зрения «анархистской» идеологии и обосновывает взлом банка желанием выбраться из-под государственного контроля[319]: самое важное — не прибыль, а сама акция как таковая. В этом смысле он следует типичному для «Птюча» постмодернистскому императиву, взламывая банк не из-за собственных политических убеждений, но потому что ему так захотелось[320].

Однако в конечном счете технологическая утопия начала сходить на нет. В 1960-х коммуналистская контркультура оказалась перед выбором между голодом и иерархиями доминирования[321]; в 1990-х киберкультура стала плацдармом, на котором корпоративная культура смогла сконструировать новую иерархическую систему. Причем отныне иерархии существовали сразу на двух уровнях. Киберпространство оказалось подчинено владельцам крупных корпораций, а не хакерам или профессиональным программистам. Последние оказались едва ли не самыми угнетенными, поскольку децентрализация и глобализация сети лишили их какой-либо стабильности. Корпорациям было выгоднее нанять нужного специалиста для реализации проекта, а не устраивать его на постоянную работу, из-за чего ротация кадров ускорилась в разы[322]. Чтобы поддерживать работу этого якобы децентрализованного интернета понадобилось огромное количество дешевой и легко сменяемой рабочей силы, что явно не способствовало уничтожению иерархий вне киберпространства[323]. Как отмечал в конце 1990-х горячо почитаемый редакцией «Птюча» Уильям Гибсон, «Будущее уже наступило — просто распределено оно неравномерно»[324].

Неудивительно, что к концу 1990-х ажиотаж вокруг киберпространства пошел на спад. Это стало заметно и по рубрике CYBER, которая переквалифицировалась сначала в дайджест новых интернет-сайтов, а затем — в слухи из сети. Вместе с ее трансформацией исчез последний утопический проект «новых молодых».

4. Эпилог

Наиболее продуктивный период для «Птюча» продолжался с 1994 по 1998 год. В это время журнал имел беспрецедентный статус среди других медиа. Ему удалось стать вестником западной культуры в России, помогающим молодежи ориентироваться в новых трендах. Одной из центральных тем журнала стала культура российского рейва, которую «Птюч» не только описывал, но и создавал, объясняя смысл определенных продуктов и практик. Идеология журнала и его аудитории имела много общего с постмодернизмом, хотя и авторы, и читатели избегали этого ярлыка. Аудитория «Птюча» была принципиально аполитичной и в первую очередь занималась эстетическими экспериментами со своей внешностью, сексуальностью и сознанием. Однако большая часть этих экспериментов сводилась к утопическим проектам и не привела к каким-либо преобразованиям на уровне социальных структур.