Новая критика. Контексты и смыслы российской поп-музыки

Все ключевые для перестроечной рейв-культуры места были непосредственно связаны с гомосексуальностью и травестизмом. На первом публичном рейве, состоявшемся в питерском Доме культуры работников связи в 1989 году, предпочтение отдавалось «сексуальным меньшинствам» и просто нарядно одетым людям. За соблюдением этих правил следил участник творческого объединения «Новые художники» Тимур Новиков, который и описал отдельные фрагменты вечеринки в статье для журнала «Ом»[274]. Присутствие гомосексуалов и трансвеститов поощрялось и в легендарном сквоте на Фонтанке, 145, значительную территорию которого также занимали «Новые художники». Похожая ситуация сложилась и в Москве, где с конца 1980-х по начало 1990-х проводились дискотеки для фанатов Depeche Mode. Значительную часть аудитории последних составляли гомосексуалы и «броско одетые люди с ярко накрашенными ногтями», которые вызывали значительное недовольство конформистски настроенных молодежных групп, например люберов[275].

К середине 1990-х к гомосексуалам и другим угнетаемым немаскулинным группам в Москве стали относиться более терпимо. К моменту появления первого выпуска «Птюча» гендерная трансгрессия перестала быть для московской танцевальной и культурной среды чем-то чужеродным, так что журнал писал о ней довольно часто. Большую часть этих материалов объединяет уже упоминавшаяся постмодернистская этика, в соответствии с которой потенциал сексуальной практики для общественного или политического преобразования нивелировался, а сама практика позиционировалась как эксперимент в области эстетики. Люди, его проводившие, в свою очередь, говорили о необходимости признания инаковости и автономии, но практически никогда не говорили о том, какие условия могут эту автономию гарантировать.

Наиболее подробно отношение журнала к различным формам гендерной трансгрессии описывается в седьмом номере журнала с трансвеститами на обложке и подписью «Трансвеститы — супергерои Вселенной»[276]. В самом «обложечном» материале трансвеститы позиционируются как провокаторы общественного мнения с уникальным чувством стиля[277]. Схожим образом представляются в номере и гомосексуалы. Одна из наиболее показательных статей все того же номера под названием «Заманчивые туалеты Москвы» повествует об эротических приключениях безымянного автора, который то оказывается посреди оргии на Китай-Городе — популярном районе среди постсоветских гомосексуалов, — то начинает заигрывать с пьяным рокером прямо в метро, то на практике объясняет только что дембельнувшемуся солдату, что бисексуальность — «это когда ты трахаешь женщин, а мужчины трахают тебя»[278]. Такие материалы показывают позицию «Птюча» в отношении экспериментов с собственной сексуальностью: в реальности журнала общество настолько привыкло к гендерной трансгрессии во всех ее формах, что было бы чудом найти человека, способного этому удивиться[279]. Именно поэтому в тексте встречаются столь нелюбимые рейверами рокеры и в целом достаточно конформистски настроенные военные[280].

Если с гендерной трансгрессией у мужчин ситуация была более или менее понятной, то с женщинами дела обстояли сложнее. В воспоминаниях о перестроечном рейве женщины и их сексуальность практически не обсуждаются. Это дает основания предположить, что околофеминистская проблематика попала в «Птюч» из западной прессы и популярной культуры[281]. В том числе и по этой причине роль женщины в рейв-культуре 1990-х остается весьма неопределенной. Показательный пример — интервью с руководительницей центра «Треугольник» Евгенией Дебрянской, которая рассказывает о проблемах гомосексуальных персон в современной России. Особенно в глаза бросаются попытки интервьюера вывести диалог из политического поля, которые он пытается оправдать тем, что молодежь «политика не интересует»[282]. Журналисты пытаются одновременно рассказать о гей-культуре как можно больше и не затрагивать чувствительных тем, связанных с ее популяризацией. Феминизм становится одной из таких «политических» тем.