НОВАЯ КВАРТИРА

Ольга покачала головой:

— Нет! Что ни говори, а ты дикарь!

— Почему сразу дикарь? Я в Москве очень много общаюсь, а сюда приезжаю отдохнуть от общения.

— Дикарь-дикарь! — задорно поддразнила Марусю мать.

— Господи! У меня складывается такое впечатление, что ты меня хочешь из дома выпроводить!

— Я?! Да бог с тобой, как же можно! — испуганно начала оправдываться Ольга. — Но просто… я думала, тебе скучно дома сидеть.

— Нет, мне дома не скучно, мне дома замечательно. Мамочка, родная, я по вам так скучаю, я с вами за каникулы набыться не успеваю, а ты меня гонишь к каким-то Свиридовым.

Такая трактовка событий несколько успокоила и даже обрадовала Ольгу. Она только подумала (уже не в первый раз): «Что же это моя доченька такая нервная домой приехала», — и решила разговаривать с Марусей как можно осторожнее, чтобы случайно не задеть.

— Ну тогда со мной поговори, — сказала она. — Давай ещё чайку. Расскажи мне что-нибудь.

— Ну чего тебе рассказать?

Разливая чай, Ольга приветливо улыбалась, но сама была при этом внутренне напряжена и обдумывала, какой бы вопрос задать дочери, не вызывая раздражения. В итоге она спросила просто:

— Как ты там живёшь, доченька? Расскажи мне.

Снисходительно улыбаясь, Маруся захныкала:

— Ну вот как ты хочешь, мама, чтобы я отвечала на этот вопрос?! Хорошо живу, нормально, как все. Я не умею на такие вопросы отвечать.

— Мальчика у тебя не завелось?

— Ой, мама, ну вот всегда ты спросишь… Нет, не завелось! — крикнула Маруся на пристальный взгляд матери. — Ну?

— Правильно, доченька, — Ольга решила оставаться как можно более приветливой и не реагировать на грубость Маруси, — правильно. Тебе сейчас учиться надо, а парни — это успеется. В таких делах торопиться не нужно. А если что, Марусенька, ты мне сразу говори, я тебе кое-что объясню.

— Да ничего я не буду говорить, вот ещё! Замуж буду выходить — скажу. И что это ты мне можешь объяснить, чего бы я без тебя не знала?

Ольга не столько обиделась, сколько огорчилась таким ответом. «Ещё пойдёт так по рукам!» — испугалась она, но тут же отогнала жуткую мысль, решив вернуться к этой теме, когда дочь будет поспокойнее.

— Расскажи мне, мама, лучше, как вы тут, — сказала Маруся.

— Да как мы тут. Обыкновенно. Денежек всё время не хватает. Я уже и не помню, когда зарплату получала в последний раз. Папке тоже — недавно выплатили пятьсот тысяч, а что такое пятьсот тысяч, когда ему уже семь месяцев зарплату не платили. У завода денег нет. Денег нет, а вон директор опять в Египет поехал. У нас тут на дворе зима, а он в море купается! А мы же ещё всё время о вас думаем. Только и думаем, как бы вам побольше денег выкроить. Очень трудно мы живём, и просвета, доченька, не видно, не видно. Хорошо ещё огород есть.

«Ну, это теперь надолго», — подумала Маруся с лёгким отвращением, и сказала:

— Да ладно, мама, может всё ещё наладится. Не всегда же так будет. Будет ещё всё хорошо.

— Ой, не знаю, доченька, не знаю. Папка у нас не начальник. А ему ведь уже под пятьдесят, значит, уже и не станет. А теперь только начальникам будут много платить, простым людям, я думаю, уже не будут. Может, вы чего-то добьётесь, а мы уже всё. Давайте учитесь, работайте, потому что на нас надежда плохая. Вот Серёжа защитится, станет кандидатом наук, может, что изменится.

— А как бабушка поживает? — спросила Маруся, которой страстно хотелось переменить неприятный для неё разговор.

— Только знаешь, что я тебе скажу, — не слушая её, тревожно и тихо, как будто стараясь, чтобы кто не услышал, хотя в квартире никого, кроме них, не было, продолжала Ольга. — Ты ничего такого не подумай, но мне кажется, что лучше ему сюда не возвращаться. Думаю, здесь кандидату наук трудно найти работу.

«Да уж, тут это всё равно, что голубой», — усмехнулась про себя Маруся и снова задала свой вопрос:

— А как бабушка?

— Что бабушка? Плохо бабушка, болеет. Сидит целыми днями, даже ходить ей уже трудно. Готовить сама не может. Папка каждый день ей еду носит. Ты уедешь — наверно, к себе её заберём, у нас жилплощадь теперь большая… Дядя Боря совсем бабушке не помогает, — добавила Ольга задумчиво.

— Кстати, — оживилась Маруся, — мне надо будет к ним с тётей Дуней зайти, привет от Славика передать.

— Только ты уж, Марусенька, не говори им ничего, что я тебе рассказываю. Пусть уж это между нами, ладно?

— Не беспокойся, мама, мне будет о чём с ними поговорить и без этого.

— Что, трудно Славе служить? — понимающе спросила Ольга.

— Трудно, мама. Такое ощущение, будто у него вообще нет родителей.

— Ой, доченька, не говори ты им ничего. Бесполезно это. Только себя нервировать.

— Да ничего я им не скажу. Просто привет передам.

Ольга задумалась.

— А он — Слава — к тебе, значит, часто заходит?

— Да, заходит.

— Бедняжка! Он ведь один-одинёшенек. Ты уж его не обижай, привечай поласковей. А между нами говоря, так иной раз и накорми. Он ведь — почти что сирота.

— Ладно, мама, спасибо, — сухо сказала Маруся, поспешно, с грохотом отодвигаясь от стола и вставая. — Пойду я, пожалуй, телевизор посмотрю, а то я по телевизору соскучилась.