НОВАЯ КВАРТИРА

— Ну, что значит, мама, зачем. Наверно, любят друг друга, — Марусе было приятно ощущать себя современной и прогрессивной.

— Погоди-погоди, я всё равно не поняла. И что — замуж не собирается?

— Пока нет.

— А почему?

— Не знаю, хотят пожить так. Вдруг характерами не сойдутся.

— А дети будут — тогда как?

— Ой, мама, ну сколько можно! Зачем им дети? Они же сами ещё дети!

— А чего тогда живут вместе?

Маруся на мгновение опешила.

— Ну как я тебе объясню, мама, ты что — маленькая что ли?

Ольга задумалась.

— А с кем же ты живёшь?

— С Анжелой.

— А кто такая Анжела?

— Анжела — это соседка.

— Вы с ней дружите?

— Нет.

— Как нет?! — на лице Ольги выразился нешуточный испуг.

— Так — нет. Мама, я что — обязана со всеми дружить?

— Так вы что же это — ссоритесь?

— Нет, мама, и не ссоримся, и не дружим, мы просто соседки. Как можно быть такой непонятливой?!

Этот ответ Ольгу успокоил. Но минут через пять она неожиданно вздохнула и проговорила с искренней горечью в голосе:

— Эх! Жалко мне её!

— Кого? — удивилась Маруся.

— Лизку твою. И не мужняя жена, и не свободная. Ни то ни сё. Как же она потом, бедняжка!

Марусю стал пробирать смех. «Эх, мама, мама!» — только и подумала она.

Приехав домой, Маруся, как всегда, собиралась часто навещать бабушку. Но посетив её однажды, она, как всегда, так и не смогла заставить себя сделать это ещё раз, хотя родители постоянно напоминали. Бабушка была уже очень больна, она практически не ходила, а большую часть времени сидела на табуретке возле батареи и грелась. Помимо этого она была почти совершенно слепая и глухая и абсолютно выжившая из ума. Ввиду этих причин Марусе пришлось долго объяснять, что она Маруся, а в продолжение визита ещё неоднократно напоминать об этом. Бабушка, сбиваясь, повторяясь и заговариваясь, рассказывала скучные истории, которые Маруся знала уже лучше бабушки, из детства Ольги и дяди Бори, причём дядю Борю бабушка постоянно путала с маленьким Сергеем, Марусины попытки её поправлять были тщетны. Когда они с отцом наконец вышли на улицу, Маруся облегчённо вздохнула.

— Что, доча, старость не радость? — с кривой улыбкой спросил Василий, поёживаясь от холода.

С тех пор Маруся, несмотря на упрёки и ворчанье родителей, каждый раз находила какой-нибудь предлог, чтобы не идти с ними кормить бабушку.

Впрочем, и бабушка ни разу о ней не спросила.

V.

Дядя Боря и тётя Дуня встретили Марусю очень приветливо.

— Ну что, как сессия? Как всегда отлично? — с порога спросил дядя.

Маруся была отличницей только в школе, но решила не вдаваться в ненужные подробности. Как только она вошла, на неё сразу же дохнуло удушливым запахом нечистоплотности, к которому надо было ещё привыкнуть, прежде чем начать нормально разговаривать.

— Да нет.

— Ну хоть без троек?

— Да, без троек.

— Ну и хорошо, — веско и уверенно заявил дядя Боря, — главное — чтобы без троек, остальное неважно.

Дядя Боря. Маленький, пузатый, коренастый, несмотря на прогрессирующую лысину всё ещё узколобый. С его жёсткого, толстогубого лица не сходит выражение собственного достоинства, и не простого, а оскорблённого. Глядя на него, можно быть уверенным: вот человек, который никогда не чувствовал себя неправым. Лучше всего его может охарактеризовать следующий эпизод.

Маруся, когда ей было лет десять или одиннадцать, как-то раз, увидев дядю Борю, со свирепой физиономией режущего лук, сказала ему своим звонким детским голосом:

— Надо же, никогда в жизни не видела, чтобы человек так долго резал лук и не плакал!

И тут, несмотря на юный возраст, она вдруг остро почувствовала нудную неизбежность того, что дядя Боря сейчас скажет, не сможет не сказать, важно и высокомерно:

— А какая у тебя жизнь, большая, что ли?

Так всё и вышло. Этот случай стал для Маруси одним из тех маленьких детских открытий, которые, несмотря на свою незначительность, навсегда врезаются в память.

Тётя Дуня улыбалась со всем радушием, на какое была способна. Но всё равно улыбка её была кривовата, да и весь вид тёти Дуни — седеющие волосы, которые она каждый вечер наматывала на толстые бигуди, упругий второй подбородок, маленькие заплывшие глазки и нос картошкой — всё выглядело недоброжелательно и отталкивающе неинтеллектуально.

Она пригласила Марусю на кухню. Голос её был мягким, как подгнившее яблоко. К столу была приглашена и маленькая Леночка, долговязая белобрысая кривляка, сестрёнка Славика.

Всё, чем Марусю угощали, было на редкость невкусно и неаппетитно: и пюреобразный зимний салат, и жилистый плов, и мутноватый чай. Марусе стоило больших усилий абстрагироваться от липких, жирных краёв стакана и от потемневших кусочков грязи, засохших между зубьями вилки.

— Ну давай, рассказывай, — обратился к ней дядя Боря, — как там белокаменная?

— Стоит, — усмехнулась Маруся.

— Эх! Давно я там не был! — вздохнул дядя и причмокнул губами.

Тётя Дуня копошилась в раковине. Она спросила, будучи повёрнута к Марусе массивным рыхлым задом:

— Славку-то нашего видишь? Как он там?