Новая Луна

— О, любовь моя, — говорит Адриана, а потом, вернув голосу властность, обращается к свите: — Я очень устала. Это был напряженный день. Мне бы хотелось вернуться домой.

Эйтур Перейра вызывает охранников. Они кордоном окружают Адриану, защищая от назойливых гостей.

— Поздравляю с выходом на пенсию, сеньора, — говорил Эйтур. — Но относительно моего положения — не секрет, что Лукас хочет от меня избавиться.

— Я присматриваю за своими людьми, Эйтур.

Охранники расступаются, пропускают Рафу. Позади него Лусика Асамоа. Рафа обнимает свою майн.

— Спасибо, — говорит он. — Я не подведу.

— Я думала о своем наследии долго и трудно. — Адриана гладит его по щеке.

— Наследии? — переспрашивает Рафа, но Адриану уже обнимает чопорный Лукас.

— Что на тебя нашло, мамайн?

— Меня всегда тянуло к драматизму.

— На глазах у этого Маккензи…

— Он бы узнал. Слухи облетают этот мир за секунду.

— Он генеральный директор «Маккензи Металз». Они пытались убить Рафу.

— И я дала ему слово, что мы не станем мстить, как это делали в прежние времена корпоративных войн.

— Майн, ты больше не хвэджан.

— Я дала ему слово не в качестве хвэджана.

— Они его не сдержат. Дункан Маккензи мог дать тебе слово, но его отец не прощает. Маккензи платят втройне.

— Я ему доверяю, Лукас.

Лукас сжимает пальцы, чуть кивает, но Адриана знает — он остался при своем мнении. После него подходят Карлиньос, Вагнер, мадриньи и дети. Адриана идет сквозь море звонких аплодисментов и улыбающихся лиц. У двери она видит фигуру среди декоративных деревьев.

— Пропусти меня.

Ирман Лоа поднимает висящее среди бус распятие. Адриана Корта наклоняется, чтоб его поцеловать.

— Когда вы им расскажете? — шепчет ирман Лоа.

— Когда мое наследие будет в безопасности, — говорит Адриана. Фамильяры слушают, они могут расслышать шепот, но не способны взломать личный код. Ирман Лоа достает фляжку и обрызгивает Адриану Корту святой водой.

— Да пребудет благословение святого Иисуса и Марии, Иеронима и Мадонны Непорочной, святого Георгия и святого Себастьяна, Космы и Дамиана и Владыки Кладбищ, святой Варвары и святой Анны с тобой, твоей семьей и всеми твоими делами.

Моту плавно подъезжают к лобби, тихие и аккуратные.

* * *

Каблуки Ариэль восхитительны и непрактичны, однако они придают элегантность тому, как она резко бросается в направлении вестибюля. Но Марина в хорошей форме для поверхностницы, она Долгая бегунья, и ей удается схватить Ариэль за локоть.

— Мне это тоже не нравится, но ваша мать приказала…

Рука, захват, рывок — и Марина следует курсом, который по идее должен бы закончиться вывихом или сломанными костями. Вечеринка переворачивается, она оказывается на спине, и дух у нее вышибло от удара о навощенный деревянный пол.

— Когда сможешь сделать такое со мной, возможно, мне и впрямь понадобится телохранитель, — говорит Ариэль и садится в моту, который открылся перед нею, словно разжавшийся кулак.

— И все же это моя работа, — бормочет Марина, когда охранники Корта помогают ей подняться и обрести пол под ногами, но к этому моменту моту уже проехал половину проспекта Кондаковой и превратился в яркий рекламный пузырь, преследуемый бестиарием из аэростатов.

— Привет.

— Привет.

Абена касается руки Лукасинью.

— Какие планы?

— А что?

— Ну, просто мы тут собрались пойти в клуб.

Она могла бы отправить сообщение через Цзиньцзи, но пришла сама, чтобы коснуться его.

— Кто?

— Я, мои абусуа-сестры, Надя и Ксения Воронцовы. Мы встречаемся с ребятами из коллоквиума Зе-Ка. Идешь?

Они глядят на него, одетые в вечерние наряды и яркие туфли, и больше всего на свете ему хочется пойти с ними, быть с Абеной и ждать своего шанса; искупить свою вину, впечатлить ее. Но два образа не покидают его разум: отец и два сопровождающих охранника. Флавия, скорчившаяся среди своих святых, борется за дыхание.

— Не могу. Мне очень надо немного побыть с моей мадриньей.

* * *

Вечеринки разлагаются, когда истекает период полураспада. Разговоры утрачивают движущую силу. Темы исчерпываются. Беседы становятся утомительными. Всех, кого должны были обойти, обошли. Случайные связи увенчались успехом или не сложились, и никто уже не слушает музыку. Персонал начинает наводить порядок. Через час начнется вечерняя служба.

Лукас не спешит уходить, зная, что он мешает и его едва терпят, но желая кого-то отблагодарить, кому-то пожать руки, выдать чаевые или премию. Он неизменно ценит хорошую работу и считает, что она должна вознаграждаться.

— Моя майн была в восхищении, — говорит он ресторатору. — Я очень счастлив.

Музыканты упаковывают инструменты. Похоже, они довольны своим выступлением. Лукас благодарит каждого по отдельности; Токинью щедро раздает чаевые. Шепот Жоржи: «На секундочку, если можно».

Одного взгляда Лукаса хватает, чтобы балкон опустел.

— Опять балкон, — замечает Жоржи. Лукас облокачивается на стеклянное ограждение, смотрит вниз, вдоль всей длины квадры Сан-Себастиан. Деньрожденные аэростаты опустили на землю, и ничтожные людишки пытаются укротить летающих богов с помощью веревок и захватов, чтобы сдуть их.