— Ты вырядилась как евангелистка, — говорит Ариэль. — Это Суд Клавия. Мои клиенты — лучшие люди в обществе… ну, самые богатые. У них есть определенные ожидания. У меня они тоже есть. Мой защитник одевается лучше. В общем, нет-нет-нет. — Ариэль воздерживается от постукивания вейпером. Она видит лаву в глазах Марины.
«Зачем в суде защитник?» — хочет спросить Марина, но принтер уже гудит.
— Мне в суд к одиннадцати, слушание по имущественному иску в двенадцать, ланч с моим старым коллоквиумом в тринадцать, — говорит Ариэль. — Встречи с клиентами с пятнадцати до восемнадцати, предварительное заседание по делу Акинделе в двадцать. Примерно в двадцать один я появлюсь на свадебной вечеринке у Чавла, а в двадцать два — на балу дебютанток, который устраивает Общество юристов. Сейчас десять, так что просто надень вот это и постарайся не свалиться с каблуков. — Ариэль хмурится.
— Ну что еще?
— Твой фамильяр.
— Хетти не тронь.
— Хетти. И кто же она?
— Косатка.
— Это животное… рыба?
— Мой тотемный анимус. — Это ложь, но Ариэль не поймет. Хетти вне досягаемости. Хетти неприкосновенна; отношения между женщиной и ее фамильяром не подвергаются чьим-то капризам или моде.
— Понятно. Религия. Полагаю, вот это все религия тебе не запрещает? — Ариэль вручает Марине букет ткани, мягкой и ароматизированной запахом свежей стирки, только что из принтера. — Что ты ищешь?
— Где бы переодеться.
Квартира Ариэль куда меньше и аскетичнее, чем Марина представляла себе. Белая. Много ровных поверхностей. Минималистское убежище от бесконечных голосов, цветов, шума и гама, людей, людей, людей? Единственное украшение — портрет размером во всю стену, блеклое изображение женского лица; должно быть, незнакомке поклонялись и сочинили о ней целую агиографию, но Марине Кальцаге все равно ничего об этом не известно. Закрытые глаза, несимметрично приоткрытый рот тревожат ее. Что-то в этой картине есть наркотическое и оргастическое.
Она берется за дверную ручку.
— Не туда, — говорит Ариэль так поспешно, что Марина решает позже разобраться, что за дверью. — Сюда.
Марина втискивается в платье. От обилия кружевных оборок ей делается душно. Корсаж нелеп. Как вообще в таком ходят, дышат? Куда спрятать оружие? Тазер в декольте, нож — в ножны на внутренней стороне бедра. Нельзя портить силуэт такого высококлассного наряда.
— Ноги.
— Что?
— Побрей их. И надо будет организовать для тебя перманентную депиляцию.
— Хрен вам.
Ариэль показывает ей пару прозрачных чулок.
— Ладно…
Открывая дверь ванной, Марина замечает, как Ариэль закидывает ее старую одежду в депринтер.
— Эй!
— Ежедневная печать. По меньшей мере. Мой брат — дикарь. Он бы полмесяца ходил в одном и том же скаф-трико.
Марина натягивает чулки на ноги, ставшие теперь гладкими. Надевает туфли. Даже при лунной гравитации ей ни за что не простоять в них больше часа. Это оружие, а не обувь.
Ариэль окидывает Марину придирчивым взглядом.
— Повернись.
Марина с трудом совершает пируэт. Своды обеих стоп уже ноют.
— Судя по виду, ты чувствуешь себя так же уютно, как монашка на вечеринке онанистов, но и так сойдет. Вот. — Ариэль протягивает ей мягкие балетки. — Секрет высшего общества. Положи их в сумку и, как только представится возможность, надевай. Просто позаботься о том, чтобы этого никто не заметил. Идем на работу.
Марине не привиделась легкая улыбка на губах Ариэль.
— Такое бывает?
— Ты о чем?
— О вечеринке онанистов.
— Корасан, ты теперь живешь в квадре Водолея.
Я провела в суде вот уже три дня и все равно не понимаю лунное право. Принцип мне ясен — его все схватывают на лету: нет ни уголовного, ни гражданского права, только контрактное. Я заключила десятки… нет, сотни контрактов. С большинством из них справляется Хетти, даже не уведомляя меня. Воздух и камни здесь пропитаны миллиардами контрактов, которые люди заключают ежесекундно каждый день. Контракт — это Пятый Базис. Суд Клавия, похоже, предназначен для того, чтобы избегать закона. Больше всего на свете им ненавистна идея о создании нового закона, потому что он все свяжет и отнимет свободу переговоров. Тут полным-полно законников, но не законов. Дела, которые рассматривает суд, — это затянувшиеся переговоры. Обе стороны торгуются из-за того, какие судьи будут председательствовать и сколько им следует заплатить. Они больше похожи на кинопродюсеров, чем на адвокатов. На первых заседаниях речь идет только о компенсации за необъективность — никто и не рассчитывает на беспристрастность судей, так что контракты и судебная процедура это учитывают. Иногда судьи сами платят, чтобы получить право судить. Обо всем можно договориться. У меня есть теория: вот по этой причине на Луне все такие сексуально раскрепощенные. Дело не в ярлыках вроде гетеро-, гомо-, би-, поли- или а-. Дело в тебе и том, что ты хочешь делать. Секс — это контракт между тем, кто трахает, и тем, кого трахают.