Новая Луна

Ачи заключила договор с Асамоа, ей предстояло разрабатывать экосистемы для их нового агрария под кратером Амундсена. Мой контракт с «Маккензи Металз» означал отправку в открытое море. Она должна была стать землекопом, а я — пылевиком. Через два дня нам предстояло расстаться. Мы привязались к баракам «И» и «А», мы привязались к своей комнате, к друзьям. Друг к другу. Мы боялись. Другие женщины закатили для нас вечеринку; лунные мохито и хоровое пение под аккомпанемент музыкальных программ на планшетах. Но прежде музыки и выпивки: особый подарок для Ачи. Ее работа на АКА означала, что она все время будет проводить под землей, копать, черпать и засевать. Ей не придется выходить на поверхность. Она может провести всю свою карьеру — всю свою жизнь — в пещерах, лавовых трубках и громадных аграриях. Она никогда не увидит неба таким, какое оно есть.

Я пустила в ход все свое обаяние и репутацию, но аренда скафандра все равно была космологически дорогой. Я заключила договор на тридцать минут в «панцире» общего назначения для поверхностных работ. Он был бронированным и громадным по сравнению с моим гибким пов-скафом, нарядом женщины-паука. В шлюзе, пока наружная дверь плавно поднималась, мы держались за руки. Мы прошли по рампе, оставив отпечатки своих ботинок среди сотни тысяч других отпечатков. Прошагали несколько метров по поверхности, по-прежнему держась за руки. Там, за коммуникационными башнями и силовыми реле, за станциями зарядки для автобусов и роверов, за серым краем кратера, изгибавшимся вдоль близкого горизонта, и за тенями, которые никогда не знали солнца; там, над границей моего мирка, повисла полная Земля. Полная, голубая и белая, в пятнах зелени и охры. Круглая, невероятная и такая красивая, что мне слов не хватит описать. Была зима, и к нам было обращено Южное полушарие; океаническая половина планеты. Я увидела огромную Африку. Я увидела мою дорогую Бразилию.

Потом ИИ скафандра напомнил, что срок аренды скоро заканчивается, и мы повернулись к голубой Земле спиной, вернулись в недра Луны.

Той ночью мы пили за работу и друзей, за любовь и кости. Утром мы расстались.

Прошло шесть месяцев, прежде чем я снова увидела Ачи. Шесть месяцев в Море Изобилия я просеивала пыль. Меня разместили на базе «Маккензи Металз» в кратере Мессье. База была старая, тесная, скрипучая: бульдозеры выкопали в реголите траншеи, куда засунули отсеки базы. Очень часто мне приходилось эвакуироваться в недавно выкопанные более глубокие уровни из-за радиационной тревоги. Каждый раз, когда я видела, как на линзах вспыхивает желтый трилистник сигнала тревоги, у меня сжимались яичники. Днем и ночью туннели тряслись от вибрации, которую порождали землеройные машины, пожиравшие камень где-то внизу. На базе Мессье жили восемьдесят пылевиков.

Был там один милый парень по имени Чуюй. Дизайнер 3D-печати. Добрый, смешной и талантливо владевший собственным телом. После месяца смеха и приятного секса он предложил мне присоединиться к его амории: Чуюй, его амор в Царице, его амор в Меридиане, ее амор также в Меридиане. Мы обговорили условия: шесть месяцев, с кем мне позволялось и не позволялось заниматься сексом, встречи с людьми, не входившими в аморию, привлечение других к участию в амории. Уже тогда у нас были никахи. Чуюй признался, что ему понадобилось так много времени, чтобы сделать мне предложение, потому что у меня была особая репутация. Слухи о том, что случилось с обидчиком Ачи, достигли Мессье. «С амором я бы так не поступила, — сказала я, — разве что он бы меня всерьез спровоцировал». Потом я его поцеловала. Амория даровала мне тепло и секс, но… с Ачи и не сравнить. Мы разговаривали или переписывались почти каждый день, однако я все равно чувствовала отчуждение. Любовники и друзья — это разные вещи.

Получив увольнительную на десять дней, я первым делом подумала о том, что хочу провести ее с Ачи. Я видела разочарование Чуюя, когда поцеловала его на прощание в шлюзе для автобусов в Мессье. Это не было предательством: я внесла в контракт положение о том, что не стану заниматься сексом с Ачи Дебассо. Мы были подругами, не любовниками. Ачи встретила меня в конечном пункте железной дороги в Ипатии, и, спускаясь к Царице Южной, мы болтали и смеялись. Как же нам было весело…

Сколько веселья она для меня запланировала! База Мессье была вонючей и тесной, а Царица Южная — насыщенной, громкой, разноцветной. Всего лишь за шесть месяцев она изменилась до неузнаваемости. Каждая улица сделалась длинней, каждый туннель — шире, и в каждом помещении потолки стали выше. Ачи повезла меня в стеклянном лифте вдоль стены недавно достроенной квадры Тота, и голова моя пошла кругом. На нижнем уровне квадры была небольшая рощица карликовых деревьев — полноразмерные деревья достигли бы потолка, объяснила Ачи. Там было кафе. В том кафе я впервые попробовала и тотчас же возненавидела мятный чай.

«Я это построила, — сказала Ачи. — Это мои деревья и мой сад».

Я никак не могла оторвать взгляд от огней, от множества огней, что уходили ввысь…