Новая Луна

Я встретила Ачи, потому что от секса в невесомости мне делалось плохо. Во время тренировок только об этом и говорили. Секс в невесомости. Там только им и занимаются, только им и хотят заниматься. Раз попробуешь, и пропал навсегда. После невесомости секс при силе тяжести груб и уродлив. Эти космические Воронцовы, они же просто секс-ниндзя.

Они к нам присматривались, уже когда мы вплывали через шлюз. Космические Воронцовы. Был там один парень: он посмотрел, и я посмотрела в ответ и кивнула, дескать, да, согласна, как раз в тот момент, когда кабель космического лифта отделил транспортную капсулу от циклера и оборвал нашу последнюю связь с Землей. Я не ханжа. У меня есть новогодние браслеты с пляжа Барры. Я всегда готова к вечеринкам и сексу, который изменит жизнь; такие шансы упускать нельзя. Я хотела попробовать, как оно получится с этим парнем. Мы отправились в хаб. Повсюду были тела — дрейфовали, врезались друг в друга. Мужчинам пришлось использовать презервативы. Никто не хотел врезаться в парящее сами-знаете-что. Я сказала: «Нежнее» — и сделала кое-что похуже летающей спермы. Меня на него вырвало. И рвало, и рвало, я не могла остановиться. Это не сексуально. Нулевая гравитация все внутри меня перевернула. Он был очень вежлив и прибрался, пока я вернулась в отсек, где действовала сила тяжести.

Там, в центрифуге, была только одна девушка — с глазами цвета карамели, изящными руками с длинными пальцами, и ее лицо каждые несколько секунд неосознанно принимало чуть хмурое выражение, которое тут же проходило. Она почти не смотрела мне в глаза; она казалась робкой и обращенной внутрь себя. Звали ее Ачи Дебассо. Я по имени не поняла, откуда она; ничего подобного раньше не слышала, но это имя, как и мое собственное, принесло волнами истории. Она была сирийка. Сиро-католичка. Это все равно что другая вселенная. Ее родители, сирийские христиане, сбежали от гражданской войны. Она покинула Дамаск в виде скопища клеток в материнской утробе. Родилась в Лондоне, там же выросла, закончила Массачусетский технологический, но ей так и не разрешили забыть, что она сиро-католичка. Ачи родилась изгнанницей. Теперь она отправлялась в еще более далекую ссылку.

Наверху, в хабе, трахались наши будущие товарищи по работе. Внизу, в капсуле центрифуги, мы разговаривали, и в иллюминаторе у нас под ногами пролетали по дуге звезды и Луна. И каждый раз, когда мы встречались, пролетавшая мимо Луна оказывалась немного больше, а мы узнавали друг друга немного лучше, и к концу недели Луна заполнила весь иллюминатор, а мы из собеседниц стали подругами.

Моя Ачи была девушкой, которую сопровождали призраки. Призрак отсутствия корней. Призрак бегства из мертвой страны. Призрак привилегий: папа был инженером ПО, мама происходила из богатой семьи. В Лондоне таких беженцев встречали радушно. Призрак вины: она выжила, а десятки тысяч погибли. Самым темным был призрак расплаты. Она не могла изменить место или обстоятельства своего рождения, но могла за все извиниться, сделавшись полезной. Этот призрак не давал ей спуску всю жизнь, крича на ухо: будь полезной, Ачи! До самого диплома Университетского колледжа Лондона, до завершения аспирантуры в МТУ: исправь все! Искупи! Призрак полезности посылал ее сражаться с опустыниванием, засолением, эвтрофикацией[34]. Она постоянно с чем-то воевала. В конечном итоге это привело ее на Луну. Нет ничего полезнее, чем предоставить целому миру крышу над головой и пропитание.

Если это были ее призраки, то ее духом-хранителем, ориша, стала Йеманжа. Ачи была водяной девушкой. Ее семейный дом находился возле Олимпийского бассейна — мама бросила ее в воду через считаные дни после того, как принесла из роддома. Ачи начала тонуть, потом поплыла. Она плавала и занималась серфингом: долгие британские вечера на западных пляжах. Холодная британская вода. Она была маленькой и легкой, но не боялась волн. Я выросла под шелест волн, эхом отдававшийся в спальне, но лишь кончики пальцев ног окунула в теплую воду Атлантики. Я происхожу из пляжного народа, не океанического. На Луне Ачи ужасно скучала по океану. Настроила экраны в своей квартире так, что казалось, будто она живет на коралловом рифе. Меня от этого всегда чуть подташнивало. Как только строили новый резервуар или бассейн и появлялась возможность поплавать, Ачи была тут как тут — сильными гребками перемещалась из конца в конец. В воде она двигалась так естественно, так красиво. Я наблюдала за тем, как она ныряет и погружается все глубже, и мне хотелось, чтобы она осталась там навсегда, с расплывшимися облаком волосами, с невесомыми в воде грудями; ее руки и ноги делали эти маленькие, красивые движения, благодаря которым она оставалась на месте или как молния проносилась через резервуар. Я по-прежнему вижу ее в воде.